Онлайн книга «Ола»
|
Слушает – вся вперед подалась, глазища черные горят, пальцы четки перебирают. А я этак незаметно сворачиваю туда, где девицам особо интересно. Чего где носят, во что ножки обувают, какие сейчас привычки у девиц этих. Я не то чтобы знаток великий, но кого в каждом городе вперед всего примечаешь? Их и примечаешь, красавиц. Вот и пригодилось! Отчего-то ей, лобастой этой, больше всего про Венецию понравилось. И то, что на гондолах там плавают, и что дамы с девицами часами на крышах просиживают – волосы солнцем выбеливают. А особенно про цокколи – обувку ихнюю, новую, самый писк. И действительно, каблук – в локоть от земли! Ходят, как на ходулях, бусами да серьгами позвякивают. Цок-цок, цок-цок! Оттого и назвали. Рассказал я про эти цокколи. Выдохнул, на солнышко поглядел. Ого, считай полдня трепался! Как только язык еще движется? – Спасибо, – кивнула она, значительно так кивнула. – Это все… Это все очень важно. Хотел я пошутить – насчет цокколи, но понял – нельзя. Серьезная она девочка (то есть, конечно, сеньорита). Даже слишком. Ни разу не улыбнулась даже! – Я знала, что мир большой, но не знала, что он такой… Такой разный. Жаль, мне не увидеть! Грустно так сказала! Что за бес? Или дон Хорхе до конца дней дочку солить в этих стенах собирается? Ведь замуж выдавать уже пора! Подумал – и язык прикусил на всякий случай. Ну и мыслишки у тебя, Начо! – Так ваш замок тоже ничего, сеньорита… То есть, Инесса, – ляпнул я. – Крепкий такой замок! И горы красивые, значит. Не ответила. Дернулось лицо – словно ударил ее кто. – Этот замок… Его называли Замком Королевской Измены. Вы слыхали, Игнасио? – Да откуда мне слыхать-то? – развел я руками. – И какому такому королю тут изменили? – Не королю, – тихо-тихо ответила она. – Значит, и это уже забылось… Тогда Кастилией правил король Альфонсо. – Слышал! – обрадовался я. – Который Севилью вернул? – Да… – еще тише ответила она. – Но это случилось раньше, тогда в Севилье были еще мавры… Есть один романсьеро, очень старый… Встала, плечиками дернула, словно морозом ее пробрало, отвернулась. – Если хотите… Я могу спеть. – Еще бы! – обрадовался я. – Хочу, понятно! А что? Люблю, когда девицы поют. И когда танцуют – тоже люблю. А вот когда грустят – это лишнее. А Инесса как раз загрустила чего-то, так пусть развеселится чуток. И я послушаю. Подала голос струна – негромко так, чисто. Затем другая, третья… – Редко я играю, – наконец-то улыбнулась она, – а пою еще реже. Но… И тут – словно стерло улыбку. Сжались губы, блеснули глаза. – Слушайте! Чуток помолчала, глаза на миг прикрыла. Легли пальцы на деку… Разошлась молва в народе, По Кастилии свободной, По Леону и Наварре, Будто зол король Альфонсо, Спать не может он от гнева, Ходит тяжкими шагами По дворцовым он покоям, Кулаки сжимая с хрустом. И не мавров проклинает, Не безбожных сарацинов. Зол король на дона Хорхе, Повелителя Анкоры. Славен Хорхе Новерадо, Всей Кастилии известен, Не пускает Хорхе мавров, Что гнездо в Севилье свили, Через горы Сьерра-Мадре. Каждый день стоит на страже, Все наскоки отбивая. Всем богат дон Новерадо, Но иных богатств дороже Дочь, прекрасная Инесса. И слушок в народе ходит, Будто сам король Альфонсо Кликал юную девицу В свой дворец в Вальядолиде, Ибо в ссоре был великой С королевой, доньей Кларой. Только гордая Инесса, Честь свою оберегая, Отказала королю. А в Севилье мавританской На брегах Гвадалквивира В своем замке Алькасаре, Что из золота построен, Абенгальб, эмир севильский, Тоже с горя спать не может. Вновь разбиты его мавры, Снова Хорхе Новерадо Не пустил их в Сьерра-Мадре, Разгромил у стен Анкоры! Абенгальб письмо читает, И лицо его светлеет, Ибо пишет Абенгальбу Враг его, король Альфонсо: «Есть на чем нам помириться! Потому пошлю приказ я, Чтоб открыл тебе ворота Гордый Хорхе Новерадо. Смерть его – тебе награда, Мне же – дочь его Инесса. И на том с тобой поладим!» И восславил Магомеда Абенгальб, эмир севильский, И велел седлать коней. В темноте не спит Анкора. На высокой черной башне Сам дон Хорхе Новерадо Вместе с дочерью Инессой. Слышат – в трубы затрубили, И несет гонец известье, Что король приказ прислал им: Открывать скорей ворота И впустить в Анкору войско, Чтобы вместе биться с мавром. Говорит отцу Инесса: «Это – черная измена! Мавританский слышу говор, В темноте тюрбаны вижу!» Отвечает ей дон Хорхе: «Не бывало и не будет, Чтобы я, дон Новерадо, Вдруг ослушался приказа. Если ж это все измена, Пусть Господь меня рассудит С королем моим Альфонсо!» И ответила Инесса, Поднимая вверх распятье: «Слышит нас Святая Дева! Пусть же мне она поможет. Если враг ворвется в замок, Даст мне силы в миг последний Вниз шагнуть вот с этой башни!» А отец ее, дон Хорхе, Тоже руку к небу поднял: «Даже если я погибну, Пусть навеки здесь останусь, Чтоб стеречь мне эти горы От проклятых сарацинов! И пускай сгорит Анкора, В черный пепел обратится, Даже мертвый, не позволю, Чтобы мавр пришел в Кастилью!» Обнял дочь дон Новерадо И спустился вниз к воротам. Замолчала, положила лютню обратно, пальцы сцепила… Ну, вот! А я думал, веселее станет! Хотя какие могут быть песни в этаком замке? Хотел спросить я, что дальше случилось (вечно эти романсьеро на самом интересном месте обрываются!), но не спросил. И так понятно. Об ином узнать захотелось. – Выходит, Инесса, тот дон Хорхе так же звался, как батюшка ваш? А дочка его… Не дослушала, кивнула. Кивнула, к окошку узкому подошла, вниз поглядела. Обернулась. – Ваши друзья уже во дворе, Игнасио. Пора вам. Встал я, улыбнулся, руками развел. – Погодите! Резко так сказала лобастая, руку подняла. Растерялся я даже. Подумала чуток, губки сжала, подошла к полке, сняла ларец. Маленький такой, из дерева полированного. – У меня… У меня к вам просьба, Игнасио. Когда будете в Севилье, зайдите в собор. Тот, где самая высокая колокольня. |