Онлайн книга «Кусатель ворон»
|
Пятахин переместил лягушку в рот. Александра издалека ойкнула. Со своего кресла высунулся Жмуркин и стал с интересом за нами наблюдать, а потом и подошел. – Вдохновляет, – сказал Жмуркин. – Это у нас, кажется, поэт? Пятахин выплюнул одурелую лягушку в банку. – А как же, – ухмыльнулся Пятахин. – Еще какой. – Это Пятахин, – напомнил я. – Действительно поэт. Он в конкурсе победил… – «Звонкий Пьеро», – напомнил Пятахин. – «Звонкое Перо», – подтвердил я. – Практически Франсуа Вийон, между прочим, многие обратили внимание. В «Знамени» предлагали опубликоваться, сказали, что рупор поколения. – Интересно как. Может, потом что-нибудь прочитает. – Непременно, – заверил я. – Поэму «Апрельский пал». – «Апрельский пал»? – Жмуркин шевельнул бровями. – Однако… Жмуркин сунул руку в карман, я почему-то подумал, что там у него кастет. Отбиваться от талантливой молодежи поэтического направления. – Я ищу новые формы, – сообщил Пятахин. – Это видно. Продолжай, у тебя получается. Жмуркин поощрительно похлопал Пятахина по плечу, Пятахин кивнул и направился к немцам. Я хотел его остановить, но передумал, пускай. Немцам полезно будет, посмотрят, как мы тут живем, в следующий раз три раза подумают, прежде чем по утрам к нам соваться. – Он как-то не похож все-таки, – сомневался Жмуркин. – На поэта. – Есенина тоже не сразу приняли, – сказал я. – И ничего. Вообще-то он хороший поэт, стихи свои читать не любит. – Это достоинство поэта? – спросил Жмуркин. – Самое главное. Когда поэт начинает читать свои стихи… Одним словом, это хуже ядерной войны. А наш поэт молчит. Это надо ценить. Ну, если, конечно, попросить, он, может, и читанет что… Завизжала Александра, Пятахин загоготал. Видимо, он сейчас демонстрировал нашим иностранным друзьям свое яростное искусство. Автобус опять подпрыгнул, Пятахин громко закашлялся. Александра уже закричала что-то вроде «хильфе-хильфе-помогите». – О, придурок-то! – провозгласил громко Дубина. – Сейчас сдохнет! Со своего места Лаура Петровна поднялась и направилась к месту инцидента. Пятахин хрипел. – Одаренная молодежь, – вздохнул Скопин-Жмуркин. – Я знал, что так и будет. Разберись, а? Жмуркин устроился в кресле и натянул на голову шапочку с наушниками и наглазниками. Я подумал, что зря не захватил мотошлем, это очень удобная вещь для отсечения: надеваешь – и уже ничего не слышишь, не видишь, – нет, зря оставил. Пятахин хрипел. Я пошел разбираться. Ко мне подбежал красный от смеха Гаджиев. – Пятахин лягушку сожрал, – счастливо сообщил он. – Колесо в канаву попало, он и проглотил! Гаджиев захохотал. По татаро-монгольски, хлопая себя по коленкам и подпрыгивая от удовольствия. Пятахин стоял по центру прохода и краснел лицом. Александра смотрела на него с ужасом, Дитер и Болен с тевтонским интересом. Лаура Петровна растерянно. – Она там шевелится… – прохрипел Пятахин. – Я не хотел. – Дебил, – констатировала Лаура Петровна и вернулась к своему креслу. Пятахин осторожно потрогал себя за живот. – Его сейчас стошнит, – прокомментировал Гаджиев. – Что происходит? – вопросила Александра. – Зачем он скушал лягушку? – Он, наверное, француз, – предположила Снежана. – Французы жареных любят, а он сырую слопал, – возразил Дубина. Иустинья Жохова отложила чтение, строго посмотрела на нас. – Она шевелится, – повторил Пятахин. – Животное, – сказала Жохова осуждающе. – Зачем? – повторила Александра. – Загадочная русская душа, – объяснил я. – ЗРД, если короче. Настасья Филипповна, помнишь такую? – ЗРД, – кивнула Александра. – Кушать лягушка… Пятахин – это Настасья Филипповна? – В какой-то степени да… Александра вдруг побледнела, схватилась за живот и кинулась к туалету. А Жмуркин говорил, что закаленная. – Пятахин! – позвал Жмуркин. – Пятахин, тебе сегодня сухой паек не выдаем! И все засмеялись. – Скотина, – презрительно сказала Жохова. – Тупая бессмысленная скотина. – Говорят, лягушки могут целый час не дышать, – вспомнил Гаджиев. – Она что, целый час теперь будет шевелиться? – захныкал Пятахин. – Да не дергайся, – успокоил Дубина. – Она минут через пять уже перевариваться начнет, затихнет. Пятахин икнул. Баторцы в дискуссии участия не принимали. Пятахин снова икнул. – Я же говорил – переваривается… Пятахин кинулся к туалету. Дернул за ручку. – Занято, – ответила изнутри Александра. – Остановите автобус! – простонал Пятахин и принялся дергать ручку туалета сильнее. – Остановите! – Найн! – прохрипела из кабинки Александра. – Не надо! Пятахин кинулся в корму автобуса. – Остановите! – велел Жмуркин. – Дядя Леш, останови, а то поэт нам всю амуницию заблюет. Штурмпанцер нажал на тормоза, автобус остановился. Пятахин со стоном облегчения выскочил из двери и поторопился в кущи. – Пять минут – остановка, – объявил Жмуркин. – Мальчики – налево, девочки – направо. – А Пятахин направо побежал, – капризно заметила Иустинья. – Ну, если так хочешь, можешь идти налево, – разрешил Жмуркин. Иустинья отвернулась, насупилась и стала читать журнал «Лествица Спасения». Остальные поспешили на воздух, ну, Лаура Петровна, правда, осталась, тоже стала читать журнал «Методический день». Я вышел. Солнце светило и даже припекало, автобус был уже несколько забрызган грязью, мимо меня, подпрыгивая, прошагал Лаурыч, налево спешил, бедолага, а не надо было лимонадом упиваться. А вообще хорошо. Упоительно далеко от дома, чувствуется свобода, хочется лететь куда-нибудь… Я огляделся. Конечно же, как иначе – Франсуа Пятахин-Вийон проглотил свою лягушку напротив ломи. В прошлом году тут смерч проплясал, наш, кстати, городишко тоже по касательной лизнул, а здесь вообще деревьев не осталось – поломало, как карандаши, угнетающее зрелище. И величественное. И лесу много под шумок попилили… Из автобуса выскочил Дитер и тут же принялся это все зарисовывать, а Болен попер в кусты, на девчачью, кстати, сторону, я не стал его останавливать, в конце концов, немец, что с него взять. |