Онлайн книга «Хозяйка истории. В новой редакции М. Подпругина с приложением его доподлинных писем»
|
— Охота тебе, — сказал и уснул. Ставь точку. 26 июля Все-таки поучаствовала. Сидела за ширмой, как дура, и слушала их откровения. Иными словами, подслушивала. Вообще-то противно. Но, объясняют, такие беседы должны протекать один на один, третий лишний (это я), третий будет сковывать испытуемую. Значит, необходимо спрятаться [36]. Оказывается, у каждой из них спрашивали, каким они предпочитают увидеть специалиста — мужчиной или женщиной? — и все предпочитали общение с женщиной, лишь одна с мужчиной, но с ней, к счастью, обошлись без меня. В основном молоденькие, но были и за тридцать [37]. Опытными себя считают. Все. Это очень трогательно. Пускай. Любовь Яковлевна [38] — сама доброжелательность — их легко раскручивала. Да они и не думали ничего скрывать. Зря пряталась. Сидела бы рядом, ничего бы не изменилось. Хотя нет. Рядом еще хуже. Не мое это все, не смогла бы в открытую — неловко. Ну что же со мной поделать, если до сих пор — неловко? — Итак, вы ощущаете биения, подобные ударам пульса?.. Интенсивность ощущений достигает до шоковой?.. И… пожалуйста, поподробнее… вы громко кричите, не так ли? Не знаю, по какому принципу их отбирали. По-моему, по этому: «громко кричите». Охотно рассказывали. Интересовались, в чем суть эксперимента. Сами не знают, на что подписываются. Любовь Яковлевна им говорила: — Увидите. Вам понравится. Ну что я могла посоветовать? Ничего. Так потом и сказала, что ничего «родственного» ни с кем из них не нахожу. А если что-нибудь и есть специфически общее, ума не приложу, в чем оно должно проявиться. Бабы как бабы. Только пораскрепощеннее, что ли, чем я раньше была. — Это верно, — согласилась Любовь Яковлевна. — Мы ведь провели с ними большую подготовительную работу. Говорят, она в звании полковника. Еще говорят, она владеет гипнозом [39]. Но лично мне рядом с ней не очень уютно. Она, по-моему, сама это чувствует. …………………………………………………………. Рассказала Володьке. Ему не понравилось. — А не надо было соглашаться. И не связывайся больше, а то сядут и поедут на тебе, вот увидишь. Это их проблемы, их работа, пускай ищут, исследуют, экспериментируют, только ты тут при чем? Это же другое подразделение. Другой профиль. У них свои обязательства. У тебя — свои. И у меня с тобой. Так что не ломай голову. Я пожалуюсь генералу. Жалобщик такой!.. Беда, что сам генерал как раз и подстраивает. Но ведь действительно нельзя же на мне одной всю воду возить? Спросила Володьку, а кто отбирал девушек? — Есть люди. Да ты одного сама знаешь [40], — но не назвал кого. — Уж не тебя ли? — спросила я, любопытствуя. — А ты? Ты не принимал участие? Володька засмеялся: — Глупая. Я с тобой с одной еле справляюсь. И добавил: — Они не москвички [41]. 29 июля Сегодня со мной побеседовали. Спрашивали, не ищет ли кто знакомства из посторонних. Думаю, они это лучше меня знают. — Нет, — сказала, — не ищет. Зашел, кстати, и о телефоне разговор. Все верно. Объяснили: — Это же в ваших интересах. 1 августа А все-таки наша квартира напоминает бордель. Надо все поменять, переставить… 3 августа — Что же вы, Елена Викторовна, сны нам свои не рассказываете? Вот гад, думаю, опять заложил. — Ой, — говорю, — такая ерунда, даже повторять стыдно. Дурочкой прикинулась. Нет — не пройдет — хотят послушать. — Да я позабыла уже. Нет — не пройдет — надо вспомнить. — И никаких деталей не опускайте. Пришлось рассказывать. Слушали очень внимательно. Задавали вопросы. Идиоткой себя ощущала. Да что же это такое в самом деле! Мне уже и сны мои собственные не принадлежат? Вечером дома устроила Володьке нагоняй. Сказала, что больше никогда ничего не буду рассказывать. Если такой. Он дурачился, извинялся. Потом полез со своим [42]. На него даже сердиться нельзя. Не могу сердиться. Люблю. …………………………………………………………. А сон был вот каким. После дежурной маразмени, которая уже к моменту допроса [43], к счастью, забылась — так что вся экспозиция восстановлению не подлежит, — пригрезилось мне нечто гадкое, причем предельно натуралистично. Внезапно ощущаю у себя под языком какое-то неудобство: что-то инородное там, вроде волосины, — мешает. Начинаю языком ворочать — никак не подхватить. Запускаю пальцы: нашла, зажала, тащить начинаю — вытаскивать. А эта дрянь — вроде волосины — вылезает у меня из живого, из-под языка (из-под языка — справа). И я ее тащу, тащу, тащу, а она утолщается, твердеет, становится как леска рыболовная, и ей конца нет — и вдруг обрывается. Я в ужасе. Что это? И тут кто-то из Отдела, кажется, Веденеев (вот лучше пускай его допросят [44], а я бы послушала!..) говорит с умным видом: «Ничего страшного. Это шизофренический штифт. Только надо было с корнем вытащить». И я настолько потрясена, что запоминаю, как это называется, — шизофренический штифт — почему штифт? — и сама повторяю: штифт, штифт, штифт — и хочу потом в словаре посмотреть, что же это такое — штифт, да еще шизофренический? И тут я ощущаю, что слева под языком у меня то же самое. И опять начинаю вытаскивать. И тут… Господи!.. Все, все, хватит. Не буду больше писать [45]. Дневник идиотки. Дневник идиотки. |