Онлайн книга «День закрытых дверей (сборник)»
|
– Думаешь, с подобным легко примириться? – Ты лжешь. – Позволь мне доказать. Он только улыбнулся. – Думаешь, у меня бред? – спросил я. – Что-то вроде того. – Я не стану ее убивать. – Извини? – Я не стану убивать Вайолет, – сказал я. – Но я причиню ей боль. Сильную. Его черные глаза уставились на меня. – Это настоящее, Лютер. Так случается. Я знаю, что ты одинок. Таких, как мы, немного. Тех, кто разделяет наш взгляд на мир. Это тяжело. Но теперь я с тобой. – Со мной никого нет. – Что ж, если ты не способен доверять, то не сможешь узнать правду. – Я никогда никому не доверял, Энди. Даже твоему брату. – Но ты его любил. Настолько, насколько ты способен любить что-то, не доставляющее тебе удовольствия. Кайт взглянул на Вайолет. Слова лились у меня изо рта, а я говорил себе, что все они – ложь. Единственный способ спасти нас. – Только не говори, Лютер, что ты этого не хочешь. Связи с кем-то, похожим на тебя. Ты не совсем бесчеловечен. К суставам рук и ног опять прихлынула боль. Ремень, перехвативший лоб, врезался в кожу. – Ты причинишь ей боль. – Да. – Ты сделаешь в точности, что я скажу. – Да. А потом ты отпустишь ее. – Но она вернется. Она станет искать это место. Искать меня и… – Нет, – возразил я. – Обещаю тебе. Она никогда не вернется. * * * Прошло несколько дней. Я едва мог стоять. Мускулы на ногах были натянуты, как стальные тросы. В боковую поверхность ноги он ввел мне болеутоляющее, но оно подействовало не сразу. Лютеру пришлось помочь мне проковылять по бетонному полу; голыми подошвами я чувствовал его леденящий холод. Мы остановились возле каталки Вайолет, и я смотрел на нее сверху вниз. Слушал, как она стонет. – Энди, я люблю тебя, – сказала она. – Я тоже тебя люблю. Наркотик начал действовать, и я взглянул на Лютера. Боль ушла. Наступила ясность. Теперь я стоял сам. Стоял выпрямившись. – Не двигайся с этого места, – велел Лютер. Он вернулся к панели управления и подкатил тележку к нам. Я протянул руку и коснулся лица Ви; слезы блестели в ее глазницах, как лужицы жидкого стекла. – Энди. – Он взял мою руку и потянул меня к панели управления и набору инструментов. Мои ладони Лютер положил на поверхность, напоминавшую микшерный пульт. Круговые шкалы и эквалайзеры группировались по секциям и имели обозначения, написанные черным маркером на белых наклейках. НАГРЕВ. ХОЛОД. ДАВЛЕНИЕ. ЭЛЕКТРИЧЕСТВО. ПЕРФОРАЦИЯ. ТРЕНИЕ. – Причинение боли любимому человеку требует настоящей силы, – сказал он. – Спроси ее, чего она больше всего боится. – Чего ты больше всего боишься, Вайолет? – Энди… – У тебя есть выбор: нагрев, холод, давление, электричество, перфорация, трение. – Энди, что ты делаешь? – Он открывается тому, с чем боролся всю свою жизнь. – Что это, Лютер? – спросила она. – Правда. – Это не правда, Энди. – Ты хочешь жить, Вайолет? – Да. – Тогда я должен это сделать. – Это просто еще одна его игра. Никто из нас не выживет. – Прости меня за все. Мне жаль, что мы встретились… нет, я хотел сказать, что я вошел в твою жизнь. Теперь выбирай. Ви закрыла глаза, ее тело содрогнулось от рыданий. – Выбери за нее, – шепнул мне на ухо Лютер. – Прекрасно. Нагрев, – решил я. – Как это работает? – Эти десять циферблатов управляют нагревом электродов в каталке – по два на каждую руку и ногу, один на голову и один на панель нагрева в спинке сиденья. Их можно разогревать до восьмисот градусов по Фаренгейту [12]. Следи за свечением оранжевого индикатора. При нагреве выше восьмисот градусов жароупорные панели подожгут древесину. Я взглянул на Лютера. В голове ясно, тело ничего не весит. – Ты этого хотел, – сказал он мне. – Ты всегда хотел этого. – Энди, прошу, – рыдала Вайолет. – Пора, Энди. У меня тряслись руки. Я даже вспомнить не мог, когда в последний раз видел дневной свет. Может, год назад. – А после она будет жить? – Она будет жить. Я посмотрел сверху вниз на застывшую в ужасе Вайолет. – Ты не должен этого делать, – сказала она. Я положил ладонь на выключатель. – На самом деле должен. * * * Я стоял голышом у пульта управления, смотрел, как она корчится на панелях, разогретых до двухсот пятидесяти градусов, и чувствовал, что глубоко во мне начинает распадаться нечто сокровенное. Я не отводил взгляда. Смотрел в ее глаза, пока лицо Ви наливалось глубоким румянцем. Женщина, которую я любил, страдала от невыносимой боли. Пронзительно кричала. Умоляла меня прекратить это. Ее спортивный костюм дымился и плавился. Какая-то часть меня не могла вынести происходящего. Я отключил эту часть, предоставив ей вопить и биться головой об обивку звуконепроницаемой комнаты, и позволил отрешенности наполнить меня, как сосуд. Единственно возможный способ пройти через это. Человеческое страдание. Так что же? В человеческой истории, уже написанной и грядущей, нет ничего более постоянного. Оно – не новинка и не редкость. Страдание – наше предназначение, мы созданы для него. Конечный результат нашего эволюционного развития – все эти нервные окончания, связанные с химическими реакциями в любых долях мозга, которые отвечают за наши эмоции. Немного времени спустя длинные белые пальцы Лютера убрали мою руку с пульта управления – он отстранил меня. |