Книга Вот я, страница 134 – Джонатан Сафран Фоер

Факиру не пришлось спрашивать Джулию, та ли это карта, потому что она плакала. Кивала и плакала.

Мы ели торт, потом освободили место в столовой и устроили дурацкие танцы, мы использовали бумажные тарелки и одноразовые приборы.

Фокусник ненадолго задержался, показывая фокусы индивидуально, тем, кто интересовался.

— Потрясающе у вас вышло, — сказал я ему, хлопая по спине, которая оказалась удивительно и омерзительно костлявой. — Просто идеально.

— Я рад. Не стесняйтесь меня рекомендовать друзьям. Именно так я получаю заказы.

— Обязательно порекомендую.

Мне он показал классический фокус с двумя кольцами. Я такое видел тысячу раз, но все равно было захватывающе.

— Когда мне исполнялось пять лет, у меня на празднике фокусы показывал мой отец, — сказал я. — И первым он показал этот.

— Значит, вы знаете секрет?

— Незамкнутые кольца.

Он подал кольца мне. Наверное, целых пять минут я не мог отыскать то, что в них должно было быть.

— А что бывает, если фокус не получается? — спросил я, не торопясь возвращать кольца.

— А как он может не получиться?

— Ну, возьмут не ту карту, или соврут, или колода рассыплется.

— Я не выполняю задачу, — ответил он, — я запускаю некоторый процесс. Мне не нужен какой-то заданный результат.

Ночью в постели я рассказал это Джулии:

— Ему не нужен заданный результат.

— Звучит как восточная мудрость.

— Но точно не восточноевропейская.

— Ага.

Я выключил лампу на тумбочке.

— А тот первый фокус. Или процесс. Макс правда назвал твою карту?

— А я не стала вытаскивать карту.

— Нет?

— Хотела, но не смогла себя пересилить.

— Отчего же ты плакала?

— Оттого что Макс еще может.

Как играть никого

Ночью, вернувшись из Айслипа, я первым делом пошел в комнаты к детям. Было три часа. Бенджи вывернулся в одну из тех немыслимо странных поз, в которых спят малыши: высоко задрал попку, ноги выпрямлены, щека под тяжестью тела зарылась в подушку. От пота у него насквозь промокла простыня, и он храпел, будто мелкий человек-зверек. Я протянул руку, но не успел его коснуться, как он мгновенно открыл глаза.

— Я не сплю.

— Да все хорошо, — сказал я, ероша ему влажные волосы. — Закрывай глазки.

— Я не спал.

— У тебя было сонное дыхание.

— Ты дома.

— Да. Я не поехал.

Он улыбнулся. Глаза у него закрылись слишком медленно, явно против его воли, и он проговорил:

— Скажи мне.

— Что сказать?

Он открыл глаз, увидел, что я еще здесь, опять улыбнулся и произнес:

— Не знаю. Просто скажи.

— Я вернулся.

Закрыв глаза, он спросил:

— Ты победил на войне?

— Ты спишь.

Открыв глаза, он сказал:

— Нет, я думаю, как ты был на войне.

— Я не поехал.

— О. Хорошо.

Закрыв глаза, он сказал:

— Я знаю, что это такое.

— Что такое что?

— Слово на "н".

— Знаешь?

— Я погуглил.

— А. Ну и ладно.

Он открыл глаза. И хотя теперь он не улыбался, я слышал в самом его дыхании, что он снова радуется моей реальности.

— Я его никогда не буду говорить, — сказал он. — Никогда не буду.

— Спокойной ночи, мой хороший.

— А я не сплю.

— Ты сейчас уснешь.

Глаза у него закрылись. Я поцеловал его. Он улыбнулся.

— А "г" там читается как в "гоблине" или как в "джинджер"? — спросил он.

— Ты о чем?

— Слово на "н". Я не знаю, как оно произносится.

— Но ты же никогда не будешь его говорить?

— Но все равно хочу знать как.

— Зачем?

— Ты больше не собираешься уезжать, правда?

— Да, — ответил я, потому что не знал, что сказать — ни своему ребенку, ни себе.

Как играть любовь

Любовь — не позитивная эмоция. Это не благословение и не проклятие. Она благословение, которое в то же время и проклятие, однако и это не так. ЛЮБОВЬ К СВОИМ ДЕТЯМ — не то же, что ЛЮБОВЬ К ДЕТЯМ ВООБЩЕ, не то же, что ЛЮБОВЬ К ЖЕНЕ, не то же, что ЛЮБОВЬ К РОДИТЕЛЯМ, К ДАЛЬНЕЙ РОДНЕ, К ИДЕЕ СЕМЬИ. ЛЮБОВЬ К ИУДАИЗМУ — не то же, что ЛЮБОВЬ К ЕВРЕЙСТВУ, не то же, что ЛЮБОВЬ К ИЗРАИЛЮ, не то же, ЧТО ЛЮБОВЬ К БОГУ. ЛЮБОВЬ К РАБОТЕ — не то же, что ЛЮБОВЬ К СЕБЕ. Место, где сходятся ЛЮБОВЬ К СВОЕМУ НАРОДУ, ЛЮБОВЬ К РОДИНЕ И ЛЮБОВЬ К ДОМУ, — это нигде. ЛЮБОВЬ К СОБАКАМ в таких же отношениях с ЛЮБОВЬЮ К ОЧЕРТАНИЯМ ТВОЕГО СПЯЩЕГО РЕБЕНКА, как ЛЮБОВЬ К СОБАКАМ с ЛЮБОВЬЮ К ТВОЕЙ СОБАКЕ. ЛЮБОВЬ К ПРОШЛОМУ имеет столько же общего с ЛЮБОВЬЮ К БУДУЩЕМУ, как ЛЮБОВЬ К ЛЮБВИ — с ЛЮБОВЬЮ К ГРУСТИ — иначе говоря, всё. С другой стороны, ЛЮБОВЬ К ВЫСКАЗЫВАНИЮ ВСЕГО отнимает доверие.

Без любви ты умираешь. С любовью умираешь тоже. Не все смерти равноценны.

Как играть гнев

"Ты мне ненавистна!"

Как играть страх смерти

"Нечестно! Нечестно! Нечестно!"

Как играть пересечение любви, гнева и страха смерти

На ежегодном осмотре дантист необычно долго смотрел мне в рот, но не на зубы, а глубже, пока его пыточные снасти медленно тускнели нетронутыми на лотке. Он спросил, не трудно ли мне глотать.

— А почему вы спрашиваете?

— Так, любопытно.

— Ну вроде, немного.

— Давно ли?

— Пару месяцев?

— Вашему доктору вы об этом не говорили?

Он направил меня к онкологу в клинику Джонса Хопкинса.

Меня удивил мой порыв позвонить Джулии. Мы почти перестали разговаривать: она давно вышла замуж; дети сами строили свою логистику, как и подобает взрослым людям; а чем старше становишься, тем у тебя меньше новостей, до самой последней информации, которую сообщают о тебе другие. Диалог в сценарии практически тождествен тому, который состоялся в действительности, за одним существенным исключением: в жизни я не плакал. Я заорал: "Нечестно! Нечестно! Нечестно!"

Джейкоб:

Это я.

Джулия:

Я узнаю твой голос.