Онлайн книга «Хроника смертельной весны»
|
— Не сомневаюсь. Но я не променяла танец на любовь. Так неужели вы думаете, что я променяю его на деньги и власть? — Ваши слова жестоки, — Франсуа поджал губы. — Значит ли это, что вы меня не любите? — Вы мне очень нравитесь, Франсуа. — Анна прямо посмотрела ему в глаза. — Но я вас совершенно не знаю. Мы встречаемся с вами уже почти два года, но кто вы? Что вы за человек? Да и вы ничего не знаете о моей прошлой жизни. — Напрасно вы так думаете. Определенную картину я успел себе составить. И если вам интересно, я могу вам рассказать о себе, о моем детстве и юности. Хотите?.. — Расскажите, — Ей хотелось хоть на время прекратить разговор о возможном браке. C того момента, как Франсуа завел о нем речь, она чувствовала себя не в своей тарелке. Франсуа же несколько мгновений изучал ее, словно желая понять, правда ли ей интересно, или она просто желает сменить тему, но потом начал: — Про таких, как я, в Испании говорят: «Nació con cuchara de plata en la boca» [107]. Мой отец, восемнадцатый герцог Альба, женился на моей матери, графине де Сильва, по любви, как ни странно — в то время в нашем кругу редко заключались браки по любви. Они познакомились на французской Ривьере, в отеле «Негреску», в 1965 году, спустя три года поженились, а спустя положенный срок родился я — их первенец. Мой крестный, король Хуан Карлос, тогда еще наследный принц, изрек, принимая меня из рук кардинала Винсенте Энрике, епископа Толедо: «Вот будущее Испании!» Я, к сожалению, не оправдал ожиданий. Я был редкостный «el pasota» [108]. огорчал мать и раздражал отца, а уж старших членов семьи — бабку по линии Альба и ее двоюродную сестру, маркизу де Парра… — Пако, ради Бога! — перебила его Анна. — Пощадите… — Старшие старались не говорить обо мне в приличном обществе, так как при упоминании моего имени всегда находился титулованный читатель скандальной прессы и начинал, с удовольствием обсасывая подробности, пересказывать содержание какой-нибудь статьи из паршивой газетенки. — Лживой статьи, без сомнения, — поддела его Анна. — Ну почему же лживой? — усмехнулся Франсуа. — Когда мне было пятнадцать, папарацци засекли меня в компании пьяных матадоров после рождественской корриды в Лас Вентас [109], а еще раньше… ха-ха… — Что — ха-ха?.. — У меня был приятель — пикадор по имени Хесус Монтего. Как-то я напоил его кантабрийским орухо… — Чем-чем?.. — Пятидесятиградусной водкой. И пока тот храпел в раздевалке, нацепил его костюм и вышел на арену. Когда моя мать узнала — а она страстная любительница корриды — у нее чуть сердечный приступ не случился. На той корриде погибли три матадора. — Какое варварство! — воскликнула Анна. — Вы убивали невинных животных! — Скорее, невинные животные убивали нас, — невозмутимо заметил Альба. — Это была настоящая резня. Знаете, что такое — терция смерти? El tercio de muerte? — Не знаю, но звучит жутко. — Это заключительная фаза корриды. Тореро, со шпагой и мулетой [110] в левой руке, с непокрытой головой, обращается к человеку, которому он посвящает быка. В тот раз Мигель Соледа посвятил быка королеве Софии. Менее чем через четверть часа Эль Моро [111] поднял его на рога, практически разорвав пополам. — Эль Моро? — Так звали быка. — И что с ним сделали? С быком? — Бык-убийца доживал свои дни, покрывая лучших коров Севильи и Андалусии [112]. А у Мигеля осталась вдова с двумя маленькими детьми. Что касается меня, то после попойки с матадорами меня отослали в Швейцарию, в закрытую школу для трудных подростков из благородных семей. Там даже был карцер. — В закрытых школах есть определенные плюсы, — благоразумно заметила Анна. — Вы, как балерина, знаете это лучше других. Вы ведь тоже учились в интернате с жесткой дисциплиной. — Нас за провинность не сажали в карцер, — возразила Анна. — Всего лишь оставляли на дополнительный экзерсис. — В нашем карцере была постель с льняными простынями, горячий душ и неплохая библиотека, — Альба рассмеялся. — Ограничения касались общения с друзьями, прогулок на свежем воздухе и развлечений типа вечеринок и охоты. — Какие строгости, — фыркнула Анна. — А потом? — После школы, которую я все же закончил de honor [113], я поступил в Академию ВВС. — Вы — летчик? — изумилась Анна. — Я военный пилот, — поправил ее Альба. — El Comandante del Ejército del Aire de España [114]. — Вот уж никогда б не подумала… — Это, собственно, почему? — в свою очередь удивился Франсуа. — Выбрать военную карьеру для молодого человека из благородной семьи так же естественно, как… ну не знаю… для еврейского мальчика играть на скрипке. — Какое-то сомнительное сравнение, — поморщилась Анна. — Да, не очень удачное, — согласился он. — И вы служили в армии? — Естественно. В эскадрилье Patrulla Águila. — Орлиный патруль? — перевела Анна. — Что это? — Несмотря на бойкое название, это всего лишь пилотажная группа из семи штурмовиков, что-то вроде ваших «Русских витязей». Мы выделывали всякие штуки на парадах и авиашоу. — Как-то я была на таком шоу. Это очень красиво. Франсуа кивнул с улыбкой, которую вполне можно было назвать горделивой. Анна задумалась. — То есть вы никогда не были на войне? — Бог миловал, — Франсуа покачал головой. — В 90-е я по глупости пытался напроситься в зону боевых действий… — Куда? — В Сербию, — Франсуа заметил, как Анна поджала губы: — Даже рапорт подал. Но моя мать употребила все влияние, чтобы Хуан Карлос самолично наложил запрет на мою командировку. И я остался развлекать их величества в Мадриде. Скоро мне это осточертело, и я вышел в отставку. К тому времени мой отец умер и долг требовал от меня, чтобы я женился. Моя матушка сосватала мне Лауру, графиню Бланка, младшую дочь из семьи Кандия. Некоторое время мы жили с ней в Мадриде. Нельзя сказать, что наш брак был несчастливым, но в один прекрасный момент мы поняли, что безмерно надоели друг другу и мирно развелись. Оба сына остались с матерью, а я уехал в Париж. И жил себе спокойно, пока однажды около Опера Бастий не встретил изумительную женщину, с которой захотел связать жизнь. Я пытался стать для нее необходимым. Очень старался, честное слово. Но она меня отвергла. |