Онлайн книга «Гулящие люди»
|
– Божией волей государыни Марии Ильиничны не стало. Нынче Милославских честь вполу, у государя новая родня в чести, – ответил Одоевский и дал приказ: – Стрельцы, ведите Корнилку Семенова! Приказание воеводы быстро исполнили – из шалаша выпустили высокого русобородого человека лет под сорок, с узким загорелым лицом, с родимым пятном у правого глаза. Человек встал перед столом со связанными за спиной руками, без рубахи, в одних посконных толстых портках, волосатый, с кудрями. – Развяжите ему руки! Руки подведенному к столу развязали. Каркадинов проговорил громко, не обращаясь ни к кому: – Я бы лихим у пытки и допроса рук велеть распутывать не указал! – Не бойсь, князь! На пароме лошадь не лягнет, – ответил Одоевский. Второй товарищ Одоевского, Пушечников, кидая на стол снятую бархатную шапку, смеясь, сказал: – Правду молвил, князь Яков! Приведенного на пытку Одоевский тихо спросил: – Кто, из каких ты, где гулял? – Московский стрелец! Имя Кормушка, прозвище Семенов. С Москвы я сбег в Астрахань, служил конным стрельцом. Сшел в Царицын в гулящие люди, а к нам Разин Стенька пришел. С ним я пошел на стругу вверх. – Весело шли? – Весело было, боярин! Песни играли, вино пили… – И города палили? – Тогда ничего не жгли. Зимовал в Синбирском, по весне нанялся на государев насад в работу, сплыл в Царицын, а там Разин, и я пристал к нему. Пошли под Астрахань, город взяли. – Взяли и воеводу кончили? – Кончили, воевода князь! И тут я женился на Груньке, она шла за меня волею, поп венчал. – Та женка – твоя смерть. Пошто женился? – Много понравилась бабенка, воевода князь! Не лгу, ни… – Она сказала: «Женился на мне Кормушка насильством!» – Тогда все, князь воевода, женок себе воровали, и я ее украл, а то убили бы. Времена шумели. – Кот, когда сметану ворует, и тут его бьют крепко! Кого убивал? – Митрополита Осипа не убивал я, был на Учуге, рыбу ловил. – То знаю… Дуван имал? – Денежной имал! При боярине Иване Богданыче Милославском стал в стрельцы, Давыда Баранчеева полк. – Грунька сказала: «Придет-де в Астрахань князь Яков Одоевский, сбегу на Дон, соберу голытьбу – козаков, и мы придем, Астрахань пожжем и возьмем!» – То она, сука, ложью на меня! Поклеп, князь воевода. А вот как приехал ты, меня тогда неведомо пошто без вины Давыд Баранчеев посадил за караул. – Посадил, знал за што! Гулял и служил, грабил, жег и опять служил. Иди на пытку! От допросного стола Корнилка повернулся, шагнул к палачам и покорно дал руки. Руки завернули за спину, скрутили и спиной к столу вздернули на дыбу. Руки, поднятые вверх, хрустнули и вывернулись из предплечья. Палач снял с себя плеть, размахнулся, сильным ударом резнул плетеной кожей по спине. По спине Корнилки пошли вниз кровавые бахромы. Он замотал ногами. – Крепкой бить да грабить, а ногами вьешь, как теленок хвостом? Свяжите ему ноги, положьте деревину! – приказал воевода. Корнилке связали ноги, меж ног всунули бревно, затрещали суставы разинца. – Еще шесть боев, тогда снимите! С окровавленной спиной Корнилку сняли с дыбы, шатаясь, он подошел к столу, из прокушенной от боли губы по русой бороде текла кровь. – Что прибавишь к тому, о чем спрашивал я и ты сознался? Корнилка заплетающимся языком говорил то же, о чем рассказывал раньше. – Видно, парень, тебе еще висеть на дыбе, не говоришь всего! – Не знаю дальше сказать. Воевода махнул рукой, Корнилку снова связали и вздернули. Бревна между ног не клали, воевода не указал. – Бейте крепче! Писцы, чтите бои. Каких воров астраханских знаешь? Назови! – Митьку Яранца, Ивашку Красулю, иных, князь, много было, но с ними не дружил я. – Бейте еще! Впадет на ум! Куски мяса срывала со спины плеть, а Корнилка твердил одно: – Иных имян не знаю! – Снимите! Пытки ему довольно, завтра и совсем не надо. – Ужели кончат меня? Скажи, князь?! – Конец скажем. – За что же?! – Много ходил да плавал по Волге! Эй, дайте Груньку, женку Кормушки Семенова! Из шалаша стрелец привел к столу Груньку. На бабе пестрый домотканый шугай, расстегнутый, под ним белая рубаха. Сарафан такой же пестрый, голубое с белым, как и шугай. Ноги босы. На голове повязка из куска коричневой зуфи. В повязку плотно спрятаны волосы. – Ходила домой ты, Грунька? – Ходила, воевода князь, со стрельцы! – Баба земно поклонилась. – Принесла тетрадь, о чем говорила в Приказной палате на пытке? Баба достала из-за ворота рубахи небольшую, завернутую в грязную кожу тетрадь, подала на стол. – Стрельцы, отведите Кормушку Семенова за дыбу, пусть ждет. А ты говори! Из голубых больших глаз бабы хлынули слезы. – Замарал он меня, батюшко воевода, бесчастной пес! Как его взяли стрельцы, и ён, Кормушка, тую тетрадь кинул в сенях под мост [406], завсе играл зернью и карты, все животы проигрывал, а меня в жены имал насильством. – Пошто за него шла? – Не подти – убьют! Ходют с саблями, голову ссечь им – как таракана убить. – Пошто не довела на такого вора? – Кому доведешь? Ивашке Красуле ай Ивашке Чикмазу? – Милославскому боярину, когда пришел в город, пошто не довела? – Когда боярин Иван Богданович Астрахань растворил, то Кормушка стал в стрельцы. Пришла бы с челобитьем – ему, Кормушке, ништо, а мне от него бой смертной. – Подвинься прочь, дай мужу место! Иди, Корнилка, скажи, где имал эту воровскую заговорную тетрадь?! Корнилка подошел к столу. Лицо его подергивалось и было бледно, ноги после пытки дрожали. Он кинул взгляд на стол, где лежала кожаная тетрадь, ужас мелькнул в глазах, заговорил сбивчиво: – Воевода, боярин князь! Те письма, что сыскала Грунька, мне под Синбирским дал козак Гришка… – Ты и под Синбирском с ворами был? – Был, воевода князь! – Говори дальше. – Гришка прочел мне одно воровское письмо, а я грамоте не умею, ни… – Где нынче тот Гришка?… – Убит ён под Синбирским. |