Онлайн книга «Расколотый разум»
|
– Чего не делать? – Я бросаю одежду, подношу ладони к лицу, пытаясь унять нарастающий гнев. Нет. Не на мою девочку. Держись. – Пожалуйста, не плачь. Мы говорили об этом множество раз. Ты знала, что мы должны это сделать. Время пришло. Пожалуйста. Я не переношу твоих слез. Смотри, я тоже плачу. Она поднимает мои вещи, кладет их мне на колени. Вот. Пожалуйста. Оденься. Пожалуйста, не плачь. Я убираю руки от лица, показываю сухие глаза. Я не плачу. От такого не плачут. Приходят в бешенство. Действуют. Фиона запускает пальцы в волосы, трет глаза. – Я не понимаю тебя, мама. Тебя нельзя сломить. Ничто не смогло. Ни папина смерть, ни даже бабушкина. – Это неправда. – Что именно? Про папу или про бабушку? – То, что было у нас с твоим отцом, – наше личное дело. Я горевала по-своему. – А бабушка? Мне было всего девять, но я помню, как ты вернулась из Филадельфии. Это было как раз перед ужином. Я делала домашнее задание за обеденным столом. – Знаешь, а я начинаю это вспоминать. – Да. Ты вошла, переоделась, села и съела огромную порцию жареной курицы с картофельным пюре. Это все приготовила Аманда, они с Питером пришли к нам. Папа опять был где-то в разъездах. У Марка была тренировка по футболу. Мы говорили о каких-то пустяках. О твоих последних операциях. Учениках Аманды. Моих оценках по математике. И о том, что твоя мать только что умерла. – Я ничего не могла с этим поделать. – Но это была твоя мать. Твоя мать! Разве никто не должен был скорбеть? – Конечно, только если он не равнодушный монстр. – Но ты не скорбела. – Не знаю, я просто не знаю. Мой голос становится громче. Женщина в лавандовой униформе, с табличкой с именем на рубашке, проходит мимо моей комнаты, заглядывает в открытую дверь, видит Фиону, медлит, идет дальше. – Я была там, мама. Только если ты не пережила все во время двухчасового перелета из Филадельфии в чикагский аэропорт О’Хара. – Вот только мать я потеряла не в тот день. Я начинаю одеваться. Приходится сосредоточиться. Это брюки. Сначала одна нога, потом другая. Это майка. Три дырки, самая большая – для головы. Надеваю ее на шею. Вот так. – Днем раньше. – Нет. Я потеряла мать за много лет до того. Я нахожу обувь. Без шнуровки. Встаю, все еще держась за кровать. Касаюсь пола, он устойчивый, встаю. Полностью одетая. – Где мой чемоданчик? Позови сестру. – Вот, причешись. – Она протягивает мне расческу. – Ты имеешь в виду?.. – Моей матери уже давно не было к моменту ее смерти. Ее мозг прогнил насквозь. Она провела последние восемь лет жизни среди незнакомцев. Я обхожу кровать, ищу, но не нахожу. – О! Да, я поняла. Теперь я знаю, о чем ты говоришь. Теперь я знаю. – Нет, я так не думаю. Не думаю, что ты могла бы. Пока ты на себе это не ощутишь. На ее лице появляется подобие улыбки. – А как ты это ощущаешь, мам? – Будто бы термиты пожирают мои эмоции. Сначала вгрызаются по краям, а потом все глубже, уничтожая все больше. Отнимая у меня возможность попрощаться. Думаешь, завтра или на следующей неделе. Думаешь, что у тебя все еще есть время. Но термиты неустанно делают свою работу, и, прежде чем ты успеваешь это понять, ты уже не можешь искренне переживать потерю. Многие в этот момент начинают притворяться. Но не я. Брось, не будем говорить о похоронах. Брось, не из-за чего лить слезы. – Я не могу себе это представить. – Поверь, так оно и есть. – Может, с тобой. Но не со мной. – Я так не думаю. Ты не знаешь, о чем говоришь. – Я знаю. Я все еще чувствую. Все. Ты и представить себе не можешь. – Да. Хорошо. Как там говорится? Чужие проблемы – не свои? Мне жаль. Я соболезную тебе и твоим страданиям. Но довольно с меня этого отвратного разговора. Я хочу домой. Пошли. Я снова ищу свой чемоданчик. Я оставила его здесь. Рядом с кроватью. – Нет, мам. – Что ты имеешь в виду? Я готова – вчера собралась. – Мам, ты каждую ночь собираешься. А каждое утро они разбирают твои вещи. – Зачем им это делать? – Потому что теперь ты живешь здесь. Потому что это твой дом. Видишь? Посмотри на свои вещи. Вот твои фотографии! Вот, среди прочих, фото с выпускного Марка. – Да, я скучаю по детям. Однажды они уехали. – Мам, мы поступили в колледж. – Гораздо веселее было, когда они были рядом. Я пыталась не обижаться, но не смогла. – Тут полно людей, которые могут составить тебе компанию. Я видела, как они завтракали. Смеялись и болтали. Пора тебе переступить через себя. Съешь что-нибудь. Тебе полегчает. – Да, но пора домой. Я позавтракаю там. – Не совсем так. Ты же не хочешь обидеть хозяев? – Какой невероятно нелепый вопрос. Хороши хозяева – держат гостей против их воли. Какой хозяин будет так себя вести? Пошли уже. Они поймут. Я потом напишу открытку с благодарностью. Иногда просто приходится рассыпаться в любезностях. – Мам, мне жаль. – Почему? Я готова. – Мам, я не могу. Ты не можешь. Ты теперь здесь живешь. – Нет. – Мам, ты разбиваешь мне сердце. – Я бросаю искать чемоданчик и направляюсь к двери. – Если ты не возьмешь меня с собой, я поймаю такси. – Мам, мне пора идти. А тебе придется остаться. Она открыто плачет, идет к дверному проему, машет рукой, зовет женщину, ту, что проходила мимо раньше. – Не могли бы вы мне помочь? Вдруг в комнате появляются другие. Я никого из них не знаю. Незнакомые лица. Они тянут меня, мешая идти за Фионой, говорят вести себя тише. Почему я должна вести себя тише? Почему я должна есть эту таблетку? Я сжимаю губы. Борюсь, чтобы освободить руки. Одну держат за моей спиной, вторая вытянута вперед. Укол, жало у моего локтя. Я сопротивляюсь, но чувствую, как силы покидают мое тело. Закрываю глаза. Комната вращается. Меня толкают на что-то устойчивое, теплое и мягкое. – Какое-то время она будет в отключке. – Отлично. Черт, а она сильная. Что случилось-то? – Не знаю. Пришла ее дочь. Обычно это хорошо. Не то что с сыном. – Почему мы ее тут держим? – У нее высокопоставленные друзья. Она была важной шишкой в медицине. Я пытаюсь прислушиваться, но слова ускользают. Болтовня существ не моего вида. Я поднимаю правую руку, позволяю ей упасть обратно. Делаю так снова и снова. Мне это нравится. Завораживает. Я делаю так, пока могу поднять руку. Но она уже слишком тяжелая. А потом наконец блаженный сон. |