Онлайн книга «Джульетта стреляет первой»
|
– Да ладно, – возмущаюсь. – Ты ведь про чудо кричал! – Нет, что ты! – горячо так говорит, убежденно. – Тебе показалось! Будто я глухая. Ну, ладно. Я промолчала. Кикин умчался в клинику. Возвращается, гад, вечером, часов в десять. Сияет, как поднос медный. Я к нему: – Чего радуешься? Он рапортует: – Я закончил со вскрытием. У ребенка сложный порок сердца оказался. Все равно бы не выжил. Но по лицу вижу: врет, врет! И с того дня начал отдаляться. К себе домой больше не звал. Про замуж – ни слова. Или обещает прийти, я сижу, как Марфуша, а он звонит, мол, прости, устал, иду домой спать. Я из себя выхожу. В клинике болтаюсь. В портфеле у него роюсь. Ничего понять не могу. И только через месяц заметила. Кикину-то – почти семьдесят. Руки давно старческие. В пигментных пятнах. А тут вдруг чай ему наливаю – и едва не ошпарилась. Лапки стали розовенькие, молодые! Я к нему: – Это что такое? Он покраснел, смутился: – Новый крем. – Из чего? – Да как обычно. Плацента. Только состав другой. Пуповинной крови чуть больше. Но по лицу вижу: брешет! А что делать? Не пытать ведь. Прошу: – Давай тогда и мне такой крем. Блеет: – Н-нет, не могу пока. Еще апробация не прошла. – Да плевать! Вроде смирился. Пообещал. Приносит. Я пользуюсь – да, пятна светлеют. Но остаются. Гораздо лучше, но не шедевр. Кожа улучшается. Хотя у него самого – не помолодела, но изменилась. Кардинально. Ну я девушка упорная. «Нет, – думаю, – Кикин. Я тебя выведу на чистую воду». И настоящую детективную деятельность развела. Но очень долго не получалось. Спасибо, однажды в клинику пришла, а во дворе – чилийка беременная. Живот на нос лезет, а она с папироской, с пивасиком. Ну я и решила ей лекцию прочесть – а она мне так простодушно: «Да у меня ребенок все равно нежизнеспособный!» И рассказала, что предложили ей еще в Вальпараисо не аборт делать, но родить его здесь и оставить. За тридцать тысяч «зеленых». Ни фига себе, думаю. И вообще спать перестала. За Кикиным бегаю, обедики ему в клинику ношу. Однажды Бог и вознаградил. Благоверный мой забыл свой стол в клинике запереть. Я и прочитала про ноу-хау. Очень простой на самом деле рецепт. В центрифуге смешивают частички печени новорожденного – и собственную кровь человека. Причем группы крови должны обязательно совпадать. Потом препарат стерилизуют. И колют внутривенно. Результат феерический. Кожа полностью обновляется. Молодеет на тридцать лет. Все дефекты, оспины, пигментные пятна исчезают бесследно. Кикин секрет абсолютно случайно узнал. Препарировал тому младенцу печень. Порвал перчатки. Поранился. А утром увидел – рука стала розовой, пигментного пятна нет. Тогда и кричал про чудо. Ужасно? – Ну… – Таня задумалась. – На самом деле это великое открытие. – Только Кикин никому им пользоваться не дает. Одному Максимусу. Ты знаешь, что ему пятьдесят два? – Он говорил. Я не поверила. – Нет. Именно что пятьдесят два. А выглядит на двадцать восемь. Потому что Кикин раз в неделю к нему с волшебными укольчиками ездит. И ради него детей убивает. – А при чем здесь Марьяшка? – задумчиво произнесла Таня. – Ну… это ведь она слухи распускала. Что от клиники какие-то испарения вредные. Народ заволновался, начал компенсацию требовать. А Максимус сказал, что заплатит любые деньги, лишь бы Кикин продолжал снабжать его препаратом. – Слушай, – Таня взглянула виновато, – но я тоже хочу такой укол! – Тогда нужен мертвый ребенок. С такой же группой крови, как у тебя. Не смущает? – Ну… если он все равно нежизнеспособен… – Нет, Танька! – воскликнула Анжела. – Даже не думай. Я точно не знаю, но вроде Максимус и Кикин договорились – это только их ноу-хау. Максимус моему сморчку столько заплатил, что тот даже не пытается апробацию пройти, патент получить. А может, боится просто. Дело-то не слишком моральное. Он много детей загубил, прежде чем дотумкал, что группа крови должна обязательно совпадать. А однажды попробовал плод двадцати недель – тоже эффекта никакого. Понял: нужен только полностью сформировавшийся ребенок. От тридцати семи недель и больше. – Слушай, а Кикин знает, что ты знаешь? – Нет, – отмахнулась Анжела. – Он лопух. – А Максимус? – Тоже нет. Ты чего, не видишь, как я умею овечкой прикинуться? – пьяно ухмыльнулась Анжела. «Но если все, что ты рассказала, правда, ты очень сильно рискуешь», – подумала Татьяна. Однако пугать подругу не стала. Предложила: – Хочешь, я тебя баиньки уложу? Художница зевнула: – А что? Мысль. Чего-то да… перебрала я, – улыбнулась. – Просплюсь – бегать пойдем. – Разумеется, – заверила Таня. * * * Жаль было тратить время на прихорашивание, но сегодня ей предстояло сражаться женским оружием. Таня сделала маску, уложила волосы, тщательно накрасилась. Открыла шкаф. Брюки не рассматриваются – только что-то очень женственное, но не юное, нет. Никаких белых девственных нарядов. Надо выглядеть убийственно роковой. Красное платье с кружевами? Пожалуй, слишком вызывающе для дня похорон. Лучше темно-синее, приталенное. А вырез до поры замаскируем шарфиком. Татьяна заглянула в кабинет. Анжела безмятежно подсунула руку под щеку и улыбалась во сне. По ощущениям – будет приходить в себя еще долго. Но Таня вспомнила присказку отчима: «У пьяного сон короток». И решила себя обезопасить. Вытащила из холодильника образцы. Засунула в термос. Проложила контейнеры льдом. Все вместе – в термопакет. Флешку с фотографиями завернула в целлофан и поместила туда же. Вынесла во двор, замаскировала в дальнем углу, в теньке, под ворохом полусгнивших пальмовых ветвей. Сколько – даже на холоде – хранится сперма, Таня точно не знала. Но подозревала – счет идет на дни. А возможно, и на часы. Ей срочно нужно выбираться отсюда. Проще всего было Марку позвонить. Но вдруг похороны еще не закончились? Молодой человек, несомненно, там. И даже если ответит – романтический разговор в подобной обстановке вряд ли получится. Ладно. Островок небольшой. А случайная встреча – это тактически правильнее. Каблуками пришлось пожертвовать, но Таня надела очаровательные чувяки (привезла недавно из командировки в Казань). Татарская обувь из натуральной кожи очень походила на балетки, только сидела на ноге куда удобнее и выглядела интересней, ярче. Держим путь в центр. Где, интересно, может быть сейчас Марк? В офисе в день похорон – очень вряд ли. В баре? В кафе? |