Онлайн книга «Отправляемся в полдень»
|
На Залесье, на Зимнюю губернию, на столицу, смывая с неё серость. Мы вновь распадаемся на цвета, стекаем радугой, раскрашиваем мир. Прошедший горнило перерождения, закалившийся в очистительном пламени. Новый, радостный, умытый. Как и полагается, он начнётся с Рая. *** – Здорово! – Великий Охранитель болтает ногами, сидя на облаке, и не может налюбоваться. – Ты славно потрудилась. Говорил же, что умею выбирать исполнителей. Оглядываю себя – руки-ноги-волосы, всё на месте. И даже любимая пижама – на мне! – А как же Юдифь? Тотошка? Тодор? Все люди там? – Не волнуйся, почти все живы. Они будут благодарны тебе и построят новую жизнь. Совсем не такую, как прежде. – Больше не будешь мучить интердиктами? – заглядываю в глаза, полные неба. Он тихо и мягко смеётся: – Кто знает… Прыгуны залезают один на другого – прям, клубничная пирамидка, а облака – взбитые сливки. Он щурится, лукавые морщинки, чужие на таком молодом лице, лучиками разбегаются от уголков глаз. – Не узнала меня? – В ком? – откидываюсь на облако, проваливаясь, как в перину, раскидываю руки и ноги, и, как в детстве на снегу, рисую ангела. – Во всех, кто был рядом. В отце Элефантии, в судье Эйдене. – Ну ты и шустрый! – Это называется – вездесущий, – чуть обижено поправляет он. – И, кстати, спасибо за мир. Работёнки тут. Одних прыгунов – давить не передавить. – Да не за что, – отзываюсь я. – Отпустишь? Он поднимает вверх белёсые брови: – Так не держу же. Лети! И я лечу: луплю по воздуху руками, глохну от свиста ветра в ушах, костерю Охранителя последними словами. Приземляюсь. Твёрдо. Настоящая твердь. Не небесная, обычный пол. Руки тонут в чём-то мягком. О, любимый палас. И даже тапочки на ногах – те самые, что Машка подарила мне на двадцать лет. Вернулась? Я вернулась! – Ирочка?! – Папа! – бросаюсь на шею, обнимаю ногами, как в детстве. Реву, уткнувшись в плечо. – Папочка, думала не увижу уже! Он опускает меня на пол, треплет по волосам: – Дурёха! Ты где пропадала? Я тут чуть с ума не сошёл? – Прости, нужно было срочно уехать. Неотложные дела. – Что за дела такие? Без моего ведома? – и хмурит брови, скорее печально, чем зло. Злится не умеет. – Обязательно расскажу, и прости-прости, что так вышло. – Ладно, лучше скажи, как прошмыгнула, что я и не заметил. – Умею, – подмигиваю и несусь на кухню. – Да, – ворчит за спиной отец. – Чаю попить – самое то с дороги. Тем более, тут Нинка, соседка, варенье передала. Клубничное, кажется. Хохочу. Ну, конечно, а какое ещё. Так и вижу хитрую физиономию Охранителя. Намазываю жирным слоем на белый, ароматно пахнущий хлеб, и кусаю побольше. Не дожевав, бормочу: – Пап, а тебе Нинка нравится? Он давится и прыскает чаем. – Последняя женщина, которая мне нравилась, твоя мать. – Да брось ты, пап. Десять лет уже прошло. – Одиннадцать, – поправляет он. – Ты где-то свой день рождение пробегала. – Ничего, наверстаем ещё. А о Нинке ты подумай. Вот так выскочу замуж, а ты будешь тут один-одинёшенек. Что делать?.. – Внуков ждать! – ласково усмехается он. И мне становится тепло и наворачиваются слёзы. Отец вытирает их и улыбается: – А ну отставить рёв! – как тут не подчинится. – Сейчас я тебя развеселю. Ну во-первых, Маша поправилась. Выписали уже, тебя ждёт. Во-вторых, что тут у нас было! – А что? – Светопреставление целое. Не поверишь, Маша почти сразу, как ты уехала, очнулась и начала по больнице бегать. Ранила там кого-то. Потом её в дурдом увезли, оттуда Фил вытащил. К себе отвёз. А тут сектанты какие-то явились. Похитили нас с Юркой, в комнате заперли, пичкали чем-то непонятным. И Машу к нам тоже поместили. Так она нам убежать помогла. Ой, она покрасилась, в розовый, ты её не узнаешь теперь! – Так закончилось всё чем? – откусывать бутерброд боюсь, вдруг сейчас как выдаст и подавлюсь. – Ну репортёры прилетели, столичные, наверное. На вертолёте. И этот Фил с ними. И менты ещё. Повязали эту секту всю, теперь суд будет. – Ну дела! Хоть роман пиши! – И не говори. Сам думал, что кино какое-то снимают, а мы по ошибке там оказались. – Да, помнишь, как говорила мама: жизнь похлеще всякого кино и книг. – Верно говорила. Мудрой женщиной была твоя мама, – поднимается, доливает себе чаю в кружку с медведем и, глядя на меня по-родному и добро, говорит: – Ну теперь ты. Чего откладывать, рассказывай. Отставляю кружку, кручу локон на пальце: – Папочка, история длинная, да ты и не поверишь. – Ну времени у нас навалом – воскресенье же. А поверю я теперь во всё, даже в то, что инопланетяне существуют. – Они существуют! Но серьёзнею и говорю: – А можно отдохну чуток, с мыслями соберусь? А то, правда, не знаю с чего начать… Отец встаёт, собирает кружки, кладёт в раковину. – Конечно, детка. Только потом – обязательно. – Обещаю. Чмокаю в щёку и плетусь к себе. В комнате – полумрак. Пока штору не откроешь, не поймёшь, какое время суток. Только компьютер подсвечивает голубым. Вывожу из спящего режима – открывается страница в читалке. Вспоминаю, книгу же открыла. Только книги нет – передо мной бесконечный белый лист, на котором обрётший самостоятельность delete пожирает оставшиеся слова. Пытаюсь отменить команду, спасти хоть чуть-чуть. Но пожиратель букв беспощаден. У меня на глазах он, буква за буквой, доедает последнюю фразу: наслаждение непристойно… На пару секунд курсор замирает, вздрагивает, будто пульсирует и начинает двигаться, выпуская, по одной, новые буквы, те – складываются в слова, они – в предложения: …Кто любит солнце? Только крот. Лишь праведник глядит лукаво, Красоткам нравится урод, И лишь влюбленный мыслит здраво. И я совсем не удивляюсь… …тому, что Великий Охранитель любит Вийона. Они бы с Француа поладили. Оба те ещё шутники. |