Онлайн книга «Сексуальная жизнь в Древнем Риме»
|
Обезумев, она не могла сдержать своих желаний. Ей не терпелось обнять мальчика. Но он, ударив себя ладонями по телу, нырнул в ручей и, поочередно гребя руками, поплыл в прозрачной воде, став похож на изваяние из слоновой кости или белую лилию за гладким стеклом. «Я победила! Он мой!» – закричала нимфа, сбросила свои одеяния и нырнула в ручей, схватив сопротивляющегося мальчика и в борьбе срывая поцелуи. Она прикасалась к нему, ласкала его грудь – все помимо его воли – и так и эдак пыталась его обнять. Наконец, она обвила прекрасного мальчика, пытавшегося убежать, – так змея оплетает пойманного ею орла, так плющ обвивает древесные стволы, так осьминог в море крепко держит своими щупальцами врага. Гермафродит упирался, не желая давать нимфе чаемых радостей. Но она не отпускала его, прижимаясь к нему всем телом, словно впивалась, и говорила: «Бессовестный мальчик, как ни борись, ты от меня не убежишь! Прикажите, о боги, чтобы ни он никогда со мной, ни я с ним не расставались!» Боги услышали ее мольбу. Два тела смешались, соединившись воедино. Так же как срастаются две ветви, вместе покрытые корой, так и их члены слились в тесном объятии. Они перестали быть двое по отдельности, а одним двуполым существом, невозможно сказать – то ли женщиной, то ли юношей. Они не были ни то ни другое, а оба сразу. Но когда Гермафродит понял, что в ручье, куда спустился мужчиной, он стал полумужем, то простер руки и произнес изменившимся голосом: «Отец и мать, исполните просьбу сына! Пусть всякий, кто искупается в этой воде, выйдет отсюда полумужчиной, пусть станет женоподобным, прикоснувшись к ней». И родители исполнили просьбу своего двуполого сына, наделив поток этими ужасными чарами». Нигде бисексуальная натура Овидия не проявляется так четко, как в этом пересказе мифа о Гермафродите, – мифа, который, естественно, возник в глубокой древности. Хотя Овидия в первую очередь влекло к женщинам, он не был вполне свободен от гомосексуальных наклонностей. Современные исследователи психологии и физиологии секса считают чрезвычайно важным персонажем самовлюбленного Нарцисса. Миф о Нарциссе, конечно, тоже очень древний, и он также основан на глубоком знании некоторых основных фактов психологии. Известно, что миф об Эдипе, влюбившемся в мать и убившем отца, возник из распространенных сексуальных переживаний (что вполне надежно доказывается современным психоанализом); так и миф о Нарциссе имеет смысл «внешнего проявление Эго, которое затем выбирается в качестве объекта сексуального влечения» (Каплан. Очерки психоанализа). В изложении Овидия миф звучит весьма очаровательно. Мы приведем несколько цитат, чтобы дать представление об этом сюжете (iii, 344 и далее). Нарцисс даже в детстве поражал нимф своей красотой. Прорицатель при его рождении предсказал ему судьбу. «Мальчик, – сказал он, – достигнет старости, если не увидит сам себя». В этой загадочной фразе четко и ясно выражается вся природа нарциссизма, ибо нарциссоподобный человек настолько ничего не видит, кроме себя, что не замечает никаких возможных объектов для своей любви. Овидий рассказывает: Вот к пятнадцати год прибавить мог уж Кефисий [Нарцисс, сын Кефиса], Сразу и мальчиком он и юношей мог почитаться. Юноши часто его и девушки часто желали. Гордость большая была, однако, под внешностью нежной, — Юноши вовсе его не касались и девушки вовсе. В него влюбилась нимфа Эхо: Вот Нарцисса она, бродящего в чаще пустынной, Видит, и вот уж зажглась и за юношей следует тайно, Следует тайно за ним и пылает, к огню приближаясь… О, как желала не раз приступить к нему с ласковой речью! Нежных прибавить и просьб! Но препятствием стала природа, Не позволяет начать; но – это дано ей! – готова Звуков сама ожидать, чтоб словом на слово ответить. Мальчик, отбившись меж тем от сонмища спутников верных, Крикнул: «Здесь кто-нибудь есть?» И, – «Есть!» — ответила Эхо. Некоторое время подразнив юношу, повторяя все его слова, она в конце концов явилась перед ним, горя желанием обнять его за шею. Но Он убегает, кричит: «От объятий удерживай руки! Лучше на месте умру, чем тебе на утеху достанусь!» Психиатр сказал бы: «Этот юноша подавляет любовь: он убегает – именно так, как описал поэт, – от своих первых любовных переживаний». Далее поэт показывает логическое развитие событий: Так он ее и других, водой и горами рожденных Нимф, насмехаясь, отверг, как раньше мужей домоганья. Каждый, отринутый им, к небесам протягивал руки: «Пусть же полюбит он сам, но владеть да не сможет любимым!» Молвили все, – и вняла справедливым Рамнузия просьбам. Вот как Овидий рассказывает об исполнении этого проклятия самовлюбленности: Чистый ручей протекал, серебрящийся светлой струей, — Не прикасались к нему пастухи, ни козы с нагорных Пастбищ, ни скот никакой, никакая его не смущала Птица лесная, ни зверь, ни упавшая с дерева ветка. Вкруг зеленела трава, соседней вспоенная влагой; Лес же густой не давал водоему от солнца нагреться. Там, от охоты устав и от зноя, прилег утомленный Мальчик, места красой и потоком туда привлеченный; Жажду хотел утолить, но жажда возникла другая! Воду он пьет, а меж тем – захвачен лица красотою. Любит без плоти мечту и призрак за плоть принимает. Сам он собой поражен, над водою застыл неподвижен, Юным похожий лицом на изваянный мрамор паросский. Лежа, глядит он на очи свои – созвездье двойное, — Вакха достойные зрит, Аполлона достойные кудри; Щеки, без пуха еще, и шею кости слоновой, Прелесть губ и в лице с белоснежностью слитый румянец. Всем изумляется он, что и впрямь изумленья достойно. Жаждет безумный себя, хвалимый, он же хвалящий, Рвется желаньем к себе, зажигает и сам пламенеет. Сколько лукавой струе он обманчивых дал поцелуев! Сколько, желая обнять в струях им зримую шею, Руки в ручей погружал, но себя не улавливал в водах! В итоге он понимает, что покорен любовью к самому себе, к обманчивому образу – «все, чего жажду, – со мной». Теперь он хочет только «с собственным телом расстаться»: Странная воля любви, – чтоб любимое было далеко! Силы страданье уже отнимает, немного осталось Времени жизни моей, погасаю я в возрасте раннем. Не тяжела мне и смерть: умерев, от страданий избавлюсь. И он умирает, …как тает на пламени легком Желтый воск иль туман поутру под действием солнца Знойного, так же и он, истощаем своею любовью, Чахнет и тайным огнем сжигается мало-помалу. Из его тела вырастает «шафранный цветок с белоснежными вкруг лепестками» – нарцисс. |