Онлайн книга «Адмирал Ушаков»
|
Посланник передал Ушакову текст декларации, которую Россия и Турция подписали 19 августа, и сказал об условиях союзного договора. Турки обязались не пропускать в Черное море никого, кроме русских. Всем русским эскадрам – во время войны с французами – разрешалось свободно плавать из Черного моря в Средиземное и обратно. Начальники турецких портов и арсеналов должны были повиноваться Ушакову. Томара сказал также, что Павел I определил границы действий Ушакова в Средиземном море: не далее Египта, Кандии, Морей и Венецианского залива. И предупредил, что 28-го начнутся совещания с турками по поводу совместных действий против французов. С русской стороны в них должны были принять участие Ушаков и Томара, с турецкой – великий визирь, министр иностранных дел, великий драгоман, генерал-интендант, а со стороны Англии – уполномоченный Спенсер Смит. Собираясь на совещание, Ушаков сговорился с Томарой, что они будут стараться получить в помощь лучшую турецкую эскадру и не брать никаких обязательств относительно присоединения к Турции Ионических островов, как, видимо, хотел султан. На совещании были приняты предложения Ушакова: прежде всего, освободить Ионические острова и оставить их под временным протекторатом России и Турции; установление нового правления на островах возложить на Ушакова; к русской эскадре присоединить турецкую под общей командой Ушакова. Что же касается снабжения русских продовольствием, то турки сначала предлагали выдать Ушакову наличные деньги, но адмирал отказался и настаивал, чтобы союзники доставляли все натурой. Тогда турки определили в качестве комиссара [78] Каймакана Калфоглу. Он должен был снабжать русскую эскадру всем необходимым. Султан дал ему фирманы [79] к пашам и градоначальникам, чтобы они приготовили к ноябрю необходимый провиант. Калфоглу был почтенный семидесятилетний грек. Он родился в Константинополе и с молодых лет служил при молдавских и валахских господарях. Калфоглу свободно говорил по-турецки, французски и итальянски. Во время русско-турецкой войны он попал в плен к русским. – Я имел счастье знать графа Румянцова! – сказал он Ушакову, когда его знакомили с главнокомандующим союзным флотом. На следующий день, после окончания совещаний, Ушаков, по желанию султана, поехал со своими офицерами осматривать турецкую эскадру. Она стояла на якоре в канале у летнего султанского дворца Бешикташа. Русских сопровождал лиман-рейза [80]. Командующий эскадрой реал-бей встретил Ушакова на флагманском корабле с большими почестями: парадный трап был устлан коврами, барабанщики били в барабаны, сам реал-бей в собольей шубе, окруженный многочисленной разряженной свитой, ждал его у трапа. Увидев Ушакова, он поклонился и начал что-то говорить. Его драгоман тотчас же перевел речь на русский язык. Реал-бей приветствовал «знаменитого между князьями, высокопочтенного между вельможами нации христианской господина адмирала, командующего русским флотом, коего конец да будет благ…». «Что-то спешишь говорить о моем конце», – подумал Федор Федорович, но благодарил реал-бея и просил разрешения осмотреть его корабль. Турецкий адмирал повел показывать сам. Его вели под руки два офицера. Пестрая свита двинулась за ними. Корабль оказался очень хорошей постройки, прекрасно отделан и обшит медью. Артиллерия была дорогая – из меди. Понравилась Ушакову и чистота на корабле. Федор Федорович тотчас же похвалил: – Прекрасный корабль! – Да, по милости аллаха – хорош! – Кем он построен? – Не знаю… – Он оказывает честь вашему превосходительству. – Дай бог! – Не очень-то они чтят своих благодетелей-французов! – шепнул Ушакову Веленбаков. Реал-бей и его офицеры были весьма польщены похвалой такого великого адмирала. Но от Ушакова не могло укрыться полное отсутствие порядка и воинской дисциплины. Какие-то разнообразно одетые и полуодетые люди сидели на портовых косяках, свесив ноги за борт, и меланхолично курили, сплевывая. На баке лежали и сидели матросы. Одни играли в шахматы, другие пили кофе, третьи просто спали. Разобрать, кто из них старший, было невозможно. Ушаков обратил внимание на то, что на корабле мало матросов и что все они одеты в свое платье, и только артиллеристы – в форме. – Мы набираем галионджи перед самым уходом в плавание, потому их сейчас мало, а кумбараджи и топчи – постоянные. Они на особом положении: получают обмундирование, больше жалованья, но зато их обучают стрельбе. – А разве матросов не обучают строю и стрельбе из ружья? – удивился Ушаков. – Нет, – улыбнулся драгоман, – турки презирают это, считают насмешкой над собой, говоря: учить можно только медведей, собак или обезьян! Турецкому контр-адмиралу понравилось, что Ушаков отметил его артиллеристов. Он приказал дать несколько выстрелов из пушки, чтобы показать, как ловко они работают. После осмотра корабля реал-бей пригласил гостей к себе в каюту. Вся каюта утопала в коврах. В ней стояли софа, два стола и полдюжины стульев, на спинках которых был изображен полумесяц. На стене висели дамасские сабли, ятаганы, французские пистолеты. На большом столе лежали карта Черного моря, циркуль, линейка и французская зрительная труба. На маленьком столике – Коран и книга Сунны в роскошных переплетах. У портов навалены для запаха груды лимонов. Реал-бей сел на софу и усадил рядом с собой Ушакова. Остальные сели поодаль. Подали трубки, кофе – густой, как деготь, и шербет. Адмирал курил из фарфорового кальяна. Змеистый чубук оканчивался янтарем. Хотя Ушаков не курил, но услыхал: табак не такой противный, как курят его офицеры. «Наверно, это тот, македонский, о котором говорил Томара». Слуги опахалами отгоняли мух. Тут же среди свиты толкался шут адмирала – карлик. Он был в алом кафтане и желтой феске, окаймленной серебряным галуном. Шут вдруг перекувырнулся на ковре и сел перед Ушаковым. Он что-то сказал по-турецки, а потом задрыгал ногой, точно лягал кого-то. Реал-бей засмеялся, свита улыбалась. Драгоман поспешил перевести гостям слова шута: – Вот как перевернется французский адмирал перед твоим победоносным громом, а я вот чем буду его приветствовать – ударом ноги. Ушаков тоже улыбнулся и, достав из кармана рубль, протянул шуту. Шут щелкал языком, плясал от радости. Довольный реал-бей подозвал шута к себе, взял его за ухо и что-то сказал. Шут ответил. |