Онлайн книга «Адмирал Ушаков»
|
– Да у нас на «Михаиле» четыреста душ. Может, и Селезневых пяток наберется, как же я его сыщу? – Матрос первой статьи, Вася Селезнев, – уже дрогнувшим от страха голосом, что загребной не возьмет сверток, повторила она. – Какой это Селезнев, не брамсельный ли? – окликнул один из гребцов. – Ага, брамсельный, брамсельный!.. – обрадовалась бабенка. – Теперь знаю, – смилостивился загребной. – Давай сюда. Коля, положь под банку! А у Селезнева губа не дура! – подмигнул он товарищам, передавая сверток. – Бабенка толстенькая, как томбуй [73]. Мальчишек было полно всюду – на пристани и в голубой воде. Они купались, стараясь догнать «шестерку», голые сидели на камнях, цеплялись за борта стоявших шлюпок, сновали в толпе. И без конца о чем-то спорили. Как заправские морские волки, они оценивали суда, безошибочно называя их имена, снасти, паруса: – Глянь, на «Богоявлении»-то поставили новую крюйс-стеньгу! – Тю! Когда увидел! Ее весной еще ставили, спроси у Лени! – А на «Павле» какие пушки? – Где? – На нижнем деке. – Подумаешь! Тридцатишестифунтовые! – А на «Казанской»? – Тридцатифунтовые. То ж – фрегат! – Леня, а это вон кто? Какой мальчик? – спрашивал у брата шестилетний моряк. – Штурманский ученик, – ответили сбоку. – Чего врешь? – накинулся Леня. – Какой штурманский ученик? Это подлекарь! Вишь, и бутыль у него. – Леня, а с чем тая бутыль? – С уксусом! В другой толпе мальчишек, весь коричневый от загара, докупавшийся уже до того, что стучал зубами, паренек с азартом рассказывал: – Вот реал-бей… [74] поворотился кормой… а Ушак… кэ-эк… жарнет в него всем лагом!.. К сходням сквозь толпу баб протискивался низенький, но плотный боцман с лихо сидевшей на голове шляпой. Его провожал какой-то подвыпивший купчик. Купчик шутливо говорил боцману на прощанье: – Макарыч, а Макарыч, а ты мундер первого сроку не забыл взять? – А то как же. – Гляди, без турчанки назад не ворочайся! – А что ж? – обернулся боцман. – У них жен много, а у меня, сиротинки, ни одной! Верно, бабоньки, а? – весело крикнул он. – Ой бесстыжий! – Эх ты, сальная пакля, разве своих те мало? – закудахтали бабы. Чем ближе полдень, тем меньше становилось шлюпок. Когда пробило шесть склянок, у Графской пристани легко покачивалась на волнах только одна адмиральская шлюпка. Толпа не расходилась. Все ждали, хотели увидеть самый торжественный момент – как эскадра снимется с якоря. А пока внимание толпы привлекала группа, стоявшая в тени, под навесом на каменной пристани. Это были две нарядно одетые дамы, еще не старый капитан и молодой лейтенант. Дамы держали в руках букеты цветов. Они, видимо, ждали адмирала. – Тетя Феня, какие это барыни? – шептала на ухо севастопольской прачке молоденькая девушка. – Маленькая, рыженькая, что говорит с капитаном Доможировым, начальником порта, это Катерина Александровна Пустошкина. Она у него злющая! – А тая высокая, красивая? – Тая полная, голубоглазая, – Любовь Флоровна, жена грека Метаксы. – Какого это Метаксы? – Ты не помнишь. Был у нас в Севастополе подрядчик. – Хорошая бабочка. – Хорошая. Доброй, жалостливой души. А ты знаешь, сколько ей годов? Ну, как думаешь? – Да тридцать, не больше… – Сорок с хвостом, вот сколько! – глянула на девушку прачка. – Да что ты, тетенька! – Ей-богу, не вру! Вон ее сын, лейтенант Егор Палыч. – Красивенький! Женатый? – Где там! Сурьезный парень. Ученый. Адмиральский толмач. Он по-турецкому может говорить. – Охти мне! А мать его такая веселая. – А чего ей не быть веселой: живет на готовом! – Адмирал! Адмирал! – Федор Федорович идет! – пронеслось в толпе. К пристани по дорожке, обсаженной тополями, шел сам адмирал Ушаков. Энергичное лицо его было озабочено. Он что-то говорил шедшему рядом с ним высокому, полному контр-адмиралу Пустошкину, а сам не спускал глаз с бухты, где чуть покачивались его суда. – Здравствуйте, батюшка Федор Федорович! – раздалось в толпе. Ушаков прервал разговор и снял шляпу, кланяясь во все стороны. – Здорово, севастопольцы! Здравствуйте, бабоньки! – приветствовал он. – Пришли провожать нас? – Пришли, ваше превосходительство! – Счастливого плавания! – Побыстрее вернуться! – слышалось отовсюду. – Спасибо! – благодарил Ушаков, сходя на каменные плиты пристани. Он подошел к ожидавшей его группе. Федор Федорович постоял с провожающими одну минуту и стал прощаться. Жена Пустошкина и Любушка поднесли ему цветы. Любушка поцеловала сына: – Доверяю вам его, дорогой Федор Федорович. – Будьте спокойны, Любовь Флоровна! – ответил Ушаков. – Пашенька, поспеши, голубчик, с кораблями! Не задерживайся долго, – просил он друга. – Будем работать не покладая рук! – ответил Пустошкин. Ушаков пошел к шлюпке. Егор Метакса следовал за любимым адмиралом. Для тех, кто стоял на берегу, последняя склянка тянулась томительно долго. А на кораблях, где было много дела, незаметно пересыпались последние песчинки. И вот на «Св. Павле» взвился сигнал: «Сняться с якоря!» На всех судах залились свистки, затопали сотни ног. Через пять минут эскадра оделась парусами и плавно двинулась из родной бухты. С берегов раздалось «ура». Впереди распростерлось безбрежное море. Оно переливалось под солнцем разными цветами – от голубого до черного. Эскадра адмирала Ушакова шла навстречу новым победам. II
Двое суток Ушаков благополучно шел к румелийским берегам. Эскадра была в трех обычных колоннах. Сколько раз ходили так к этим же берегам, зорко всматриваясь в каждое облачко на горизонте – не турецкий ли парус? А теперь плыли спокойно. Впрочем, адмирал Ушаков не был спокоен. Ему начинал не нравиться ветер: он постепенно усиливался и развел большую волну. |