Онлайн книга «Грех жаловаться»
– Кто я?.. Последняя нищета, грешный, непотребный холопишко... В колтунах и наготе... Но придет, придет день светлости и разгонит все тёмности! Подь сюда. Ближе. Еще. Тайну открою, тайну... Тебе одному! Забормотал горячо, вонью обдавая и за ухо дергая: – Брюхатые предатели... Криводушные ласкатели... Потому и места меняю, шатом шатаюсь... Шатом! Шатом! Шатом!.. – Ай! – дернулся шут, и кровь пролилась за ворот. – Ты чего?.. – шептал. – Чего ты? На, на, возьми... Не отниму! Твое – тебе! Скажешь – царь наградил за службу... Обещал еще милостей... А если делаешь зло – бойся!! Подхихикивал, дергаясь. Уха совал лоскуток. Подушки искалывал в исступлении. – С женами моими разлучали?.. Детскими страшилами пугали?.. Поесть не давали ко времени?.. Желая свести со света сосущего молоко младенца... И не надейтесь, что и теперь вам удастся, не надейтесь!! Передохнул. Всхлипнул. Почесался со стоном. Зачерпнул камней пригоршню: – Гранат – а по-русски виниса-камень, сердце веселит и кручину отдаляет... Сапфир охраняет, лал кровь очищает, адамант – камень крепок – от ярости удерживает и сластолюбия... А ну, не стони! Не стони ты, убогий человече!! – Батюшка, – воззвал со всхлипом. – Что я теперь без уха? Раб клейменый... – Дурак ты, – посуровел царь. – В старость вошел, а ума не имеешь. Кто бьет, Воняло, тот лучше, а кого бьют да вяжут, тот хуже. Чтобы не стать наковальней, Воняло, стань молотом. Повтори теперь, как запомнил. – Ох, батюшка... Поздно мне в молоты: пробовал – не выходит. – Ах-ах! Чистенький какой! Был при государе в великом приближении, и в том приближении будучи… Враг, враг! – завопил. – Перевертень! К Литве утекать?!.. Зажарить, собаку! Целиком и на вертеле!! Передернулся от зуда, волдыри покарябал, слезу пустил скорбную: – Не мною начато, Воняло. Как тому взойти, что гнило сеяно?.. Захлопнул ларец, спросил деловито: – На Англию как проехать? Изумился: – Не знаю, батюшка... На Англию – через воды. – Подь сюда. Подь... Ближе. Еще ближе... – Боюсь, батюшка. – Да не трону уха, не трону... – Заспешил в горячке: – Шведский король под защиту просится... От злоумышленников своих... Шведский бежит в Россию, русский в Англию, аглицкий в земли гишпанские, гишпанцы в Индию, те к африканцам, африканцы – к самояди... Всяк от страхов своих... Нету, Воняло, нету царям покоя на земле! Оттолкнул с раздражением: – Да не в Англию я теперь, не в Англию... С Новгородом не посчитались... В ярости непомерной гнев наложу и опалу! Видал? Все тут записаны: кого в Волхов метать, кого кольями протыкать... Они еще жрут-жируют, баб на печи мнут: многая лета! – а многих и нету... Смеялся, причмокивал, руками встряхивал, пузырился слюной сверх меры, потом сказал озабоченно: – Колокол на Москве упал – к беде... Помру, что делать станете? Говори! – Живи, батюшка. Живи и нас радуй. – Не, я помру, помру... Вкушу смерти. Наворотите без меня крамолы с самоуправством, а я вдруг воскресну, гонение великое воскурю... Ох, воскурю! Поглядел с сумасшедшинкой: – Не веришь, небось? – Верю, батюшка. – А веришь – слушай дальше. Заговорил напевно и с грустью: – Есть остров на море, остров Нескончаемого Веселия – отовсюду далек. Через бурные воды, пороги с пучинами в вечную его благодать, где жители многосмышлены, разумительны, в слове и деле неколебимы – не наша пьянь-вонь. Всяк день на острове тепл и тих, к работе располагает, всяк вечер – смех, плясание, детское лопотание. Нужен дождь – их дождем сбрызнет. Нужен ветерок – их обдует. Едят, пьют, веселятся, счастье с радостью глотают, а кончились припасы – разулся, встал босым на землю, пустил корни, опушился листьями, обвис плодами – сливы-финики, яблоко с орехом: живи-радуйся... Всем счастье на острове и никому горе. – А там болеют? – спросил Воняло, заслушавшись. – Болеют. Животами маются от смеха. – Там помирают? – Помирают, Воняло. Единственно – от пресыщения радостью. – А туда пускают? Ощерился злобно: – Пускают... Шиш тебе! Всякого пускать – остров поганить. Приеду – заборов понаставлю и охрану заведу. Наползут тараканами, мигом загадят... Похихикал сладостно, руки потер: – Пузырь при тебе? – При мне, батюшка. – Попердеть можешь? Молодость вспомнить. – Да он, батюшка, пересох. Скрип один, и только. – Понял теперь? Время, брат, не воротишь... Иди давай. Навонял – не вздохнуть. И полог отдернул. 16 Темнело по округе. Тени вечерние удлинялись. Звезды показывались поверху и луны огрызочек. – А этот где? – спросил царь с интересом. – Главный мой охранитель? Столбенел на кобыле великан Кирюшка, ногами до земли доставал. – Какой еще – этот? – сказал с важностью. – Нету никакого этого. И лошадь промял. Рядом стояла пешая Авдотька, секиру держала наизготовку. – Мы его, батюшка, руками порвали и в колодец кинули. Схоронили концы, чтоб крамола не завелась. – Ну да? – А чего мешкать? Пожил свое и будет. – Авдотька, – сказал с одобрением, – ты меня удивляешь. Ты меня утешаешь и потешаешь, Авдотька. – То ли еще будет, батюшка. Чего дальше прикажешь? – Едем, – велел. – В ночи сбережемся. Это ей не понравилось. – Не, батюшка, – и секирой пристукнула. – Не дело – уезжать без острастки. Чтоб навек забоялись. – Думаешь? – Думаю, – сказал Кирюшка. – Этого – Вонялу. Этих – баловников. Порвать и в колодец. – Я не согласная, – возразила Авдотька. – Отдай мне Вонялу, батюшка. В шуты-развлекатели. – Лучше убить, – сказал Воняло. – Лучше в шуты, – сказал царь и животом забурчал. – Ах! – завопили баловники. – Это мы мигом, царь-государь! Это мы враз! Подскочили, стали обмахивать платками, дуть на него и возле. – Чего это они? – спросил с подозрением, а Авдотька секиру выставила. – Как чего? – кричали наперебой. – Сам, небось, приказал! Бурчанием чрева своего! Охладить на жаре... Поглядел на них страшно, кулаки сжал, опять забурчал. |