Книга Незримые фурии сердца, страница 101 – Джон Бойн

– Игнаца берут, – доложила Эмили.

– Куда?

– В Тринити-колледж. Осенью мы уезжаем в Дублин.

– Ох ты! – При упоминании родного города в душе моей всколыхнулись радость и тревога. Странно, что тотчас возникла мысль: значит, и я наконец-то вернусь домой? – А я думал, ты еще не решил, подавать ли заявление.

– Я колебался. Но потом отправил письмо, мне ответили, пару раз мы говорили по телефону, и они сказали, что в октябре меня ждут на учебу. А я все еще сомневаюсь. Хотел поговорить с тобой и Бастианом. По-семейному.

– Все решено. – Эмили шлепнула его по коленке. – Мы же об этом мечтали, помнишь?

– Я не хочу бросаться очертя голову, чтоб потом не пожалеть.

– Насчет стипендии выяснил? – спросил я.

– Не волнуйтесь! – тявкнула Эмили. Она, видимо, учуяла раздражение Игнаца и пыталась перевести его на меня. – Денег у вас никто не просит.

– Да я не к тому.

– Я знаю, – сказал Игнац. – Да, о стипендии говорил. Похоже, там есть разные фонды, куда я смогу обратиться.

– Что ж, новость хорошая. Если ты уверен, что хочешь именно этого.

– Да, именно этого мы и хотим, – влезла Эмили. – И потом, Игнац уже не ребенок. Ему давно пора жить со сверстниками.

– То есть не с вами? – уточнил я.

– С теми, кто ему ближе по годам, – криво усмехнулась Эмили.

– Я хотел сообщить Сирилу и Бастиану вместе, – тихо сказал Игнац. – Когда мы будем втроем. Семьей.

– Так и так они бы узнали, – отмахнулась Эмили. – Кроме того, доктора Ван ден Берга никогда нет дома. Вечно он в своей больнице.

– Неправда, – возразил я. – Вечерами он дома. Вы же виделись с ним утром.

– Не видела я его.

– Эмили, мы все вместе завтракали.

– Ой, с утра я никакая. Никого вокруг не вижу.

– Значит, вам нужно больше спать. Возраст дает себя знать.

Зазвонил телефон, Игнац соскочил с дивана, радуясь возможности покинуть наш спарринг. В мои стычки с Эмили он не влезал, и я тешил себя мыслью, что парень наш не всегда на ее стороне. Через минуту Игнац просунулся в дверь:

– Это тебя. Бастиан.

Я вышел в прихожую, взял трубку:

– Хорошо, что ты позвонил. Ты не поверишь, какая у нас новость.

– Сирил… – произнес Бастиан, и мне стало не по себе от его серьезного тона.

– Что случилось?

– Тебе надо приехать в больницу.

– Джулиан?

– Ему совсем плохо. Он отходит. Поторопись, если хочешь проститься.

Ноги мои ослабли, я присел на стул. Бастиан, конечно, знал о моем визите к пациенту № 741, a в самом начале наших отношений я рассказал ему о Джулиане. Но с тех пор мы о нем не говорили, и друг мой не мог догадаться, кто именно стал его больным.

– Сейчас приеду, – сказал я. – Побудь с ним, ладно?

Я повесил трубку, снял куртку с вешалки. В дверях появился Игнац:

– Что, твой приятель?

Я кивнул:

– Бастиан сказал, он умирает. Я должен попрощаться.

– Мне поехать с тобой?

Я оценил его желание поддержать меня, но отказался:

– Не надо, будешь там маяться в коридоре. Если что, Бастиан мне поможет. Оставайся с Эмили. А лучше отправь ее домой и жди нас.

Я шагнул к выходу, и он торопливо проговорил мне вдогонку:

– С Дублином еще не решено. Есть место, только и всего. Эмили хочет ехать, а я пока думаю.

– Поговорим позже. Всё, я ушел.

Я сбежал по лестнице, поймал такси и через пятнадцать минут уже выходил из лифта на седьмом этаже больницы. Бастиан ждал меня в приемном покое.

– Привет. Как он? – спросил я.

Бастиан усадил меня в кресло и ладонью накрыл мою РУКУ.

– Он умирает. Число клеток CD4 ниже некуда. Началась пневмония, организм не справляется. Как могли, мы облегчили его состояние, но сделать ничего нельзя. Счет на минуты. Я боялся, ты не успеешь.

Горе меня оглушило, я старался сдержать слезы. Я знал, что это случится, но так и не успел подготовиться.

– Надо позвонить Алисе, – сказал я. – Принесешь телефон в палату?

– Я уже спросил, он не хочет.

– Может, ее голос…

– Сирил, не надо. Это его жизнь. И его смерть. Решать ему.

– Ладно. Кто с ним сейчас?

– Шаниква. Сказала, будет там, пока ты не приедешь.

Стукнув в дверь 703-й палаты, я вошел внутрь и услышал тяжелое дыхание Джулиана. Увидев меня, Шаниква встала.

– Он в забытье, – тихо сказала она. – Мне остаться, пока всё не…

– Нет, мы побудем вдвоем. Спасибо вам.

Шаниква кивнула и вышла, осторожно притворив дверь. Я подсел к кровати. Джулиан дышал коротко и часто. Он страшно исхудал, но в обезображенном рубцами лице угадывались черты того мальчика, которого впервые я увидел на Дартмут-сквер, моего любимого Джулиана, чью дружбу я предал. Я взял его руку, такую слабую, влажную и безвольную, что все во мне перевернулось. Джулиан забормотал, потом открыл глаза и улыбнулся:

– Сирил… Ты что-то забыл?

– О чем ты?

– Ты же только что ушел.

Я покачал головой:

– Это было не сегодня. Я снова пришел к тебе.

– Значит, я спутал. Биэна видел?

– Кого?

– Брендана Биэна. Он сидит у стойки. Надо угостить его пивом.

– Мы не в баре, – мягко сказал я. – И не в Дублине. Это Нью-Йорк. Больница.

– Ишь ты. – Он словно подшучивал надо мной. Потом сморгнул, взгляд его немного прояснился. – Что я сейчас говорил? Нес какую-то чушь?

– Ты просто перепутал.

– Голова то ясная, то ничего не соображает. Странно сознавать, что живешь свой последний час на земле.

– Не говори так…

– Но это правда. Я чувствую. И доктор Ван ден Берг о том же сказал. Это он твой друг, да?

Я кивнул, обрадованный, что тон его не подразумевал кавычек в этом слове.

– Да. Бастиан. Он в коридоре. Позвать?

– Не надо. Он сделал все, что мог. Похоже, он хороший человек.

– Хороший.

– Чересчур хороший для тебя.

– Наверное.

Джулиан попробовал рассмеяться, но это усилие стоило ему мучительной боли, исказившей лицо.

– Лежи спокойно, – сказал я.

– Я уж так долго валяюсь на этой койке, что спокойнее некуда.