
Онлайн книга «Агата и тьма»
Инспектор тоже закивал: – Я бы предположил, что наш Потрошитель имел «нормальный» акт с жертвами номер один и три, после которого (возможно, охваченный какой-то неестественной яростью против женщин) их задушил. «Не мог ли это, – задумалась Агата, – быть человек, после оргазма испытывающий чувство вины или даже отвращения? Чувство замаранности… либо в отношении себя, либо оплаченной партнерши, что и ввергло его в неуправляемую ярость?» Она сказала: – Значит, вы все-таки считаете, что это сделал мужчина. – Скорее всего. Но не забывайте, Агата: одна из теорий относительно первого Потрошителя из Уайтчепела, которую опровергнуть не удалось, заключалась в том, что это был не Джек, а Джилл. Агата невольно улыбнулась: – Джилл-Потрошитель? А разве это не абсурдно? – На самом деле – нет. Медицинские навыки, наблюдавшиеся у Потрошителя начала века, вполне могла иметь акушерка. – Судя по тому, что я увидела, – отметила Агата, содрогнувшись, – наш нынешний Потрошитель, будь он Джек или Джилл, не обладает никакими хирургическими умениями. – Вынужден согласиться. И возникает вопрос: почему убийца перешел к увечьям? То есть – если мы действительно имеем дело с одним и тем же преступником. Агата понимающе приподняла брови и сделала глоток кофе. Инспектор снова подался вперед: – Если у вас есть какая-то мысль, Агата, то прошу поделиться. Я бы не сидел с вами за разговорами посреди расследования убийства, если бы не относился к вашему содействию серьезно. – Вы слишком добры… Если бы я высказала конкретное мнение, боюсь, мои предубеждения стали бы слишком заметны. – Я это учту. Теперь вперед подалась Агата: – Что изменилось с момента первых убийств? – Это гораздо более варварское… – Нет. Я неточно выразилась. Что изменилось между первыми двумя убийствами и совершением этого зверства? Инспектор задумчиво нахмурился, но потом покачал головой: – Ничего в голову не приходит. А что вы имели в виду? – Газеты. А именно – желтая пресса. Инспектор выпучил глаза: – Ну надо же! Вы правы. Пресса назвала нашего парня новым Потрошителем. – И как наш Потрошитель отреагировал на такое внимание? Он… или, принимая во внимание ваши сомнения, Тед, она… решили соответствовать данному прессой именованию. Бульдожье лицо побледнело: – Не может быть… Убийца продемонстрировал ненависть к женщинам и в первых двух убийствах, а затем просто стал смелее, дав волю собственной мании, а не в ответ на газетные вырезки! Агата пожала плечами. – Я замечала, что определенный сорт нарушителей закона наслаждается шумихой. Несомненно, эта череда убийств – первый «значительный» поступок, который этому несчастному индивидууму удалось совершить. – Несчастному? – Он сдвинул брови в неприятном удивлении. – Право, Агата, вы же не относитесь к тем сочувствующим, что считают негодяев «бедными жертвами» наследственности и окружения… Она сделала еще глоток кофе: – Я готова считать, что подобные нашему Потрошителю «созданы» такими… рождены с неким уродством, словно появились на свет слепыми. – Это никак не оправдывает… – Их следует жалеть, – заявила она, прервав собеседника (что делала крайне редко, однако ее твердый взгляд на этот вопрос требовал выражения). – Но не щадить. Он тихо засмеялся, и морщины меж бровями разгладились. – Ну, я рад слышать это от вас. Потому что этот негодяй как никто заслуживает виселицы. Она пожала плечами: – Я не против повешения. Что еще делать с теми, кто запятнан ненавистью и безжалостен? Для кого жизнь других людей ничего не стоит. – Миссис Маллоуэн… миссис Кристи. Я не ожидал, что вы такая. – Вы читали Мильтона, инспектор? – В школе. – Насколько хорошо вы его помните? – Ну, примерно как все, наверное. – Сатана захотел величия, помните? Он захотел власти – захотел стать Богом. В нем не было любви, не было… смирения. Он выбрал зло. Инспектор снова покачал головой: – Трудно поверить, что газеты, прославляющие подобных Потрошителю, могли как-то подвигнуть его… – Очень жаль, что газеты пишут дурные отзывы о художниках, а восторги приберегают для преступников. Это позабавило инспектора, и, допив чай, он попросил, чтобы Агата назвала ему имена тех, кого им предстояло опросить сегодня (по возможности, высказав свое мнение о них). Так она и сделала – а он сосредоточенно делал записи. Генеральная репетиция ее пьесы была назначена в театре «Сент-Джеймс» в два часа дня, и Агата считала, что беседы инспектора с продюсером Бертрамом Моррисом, режиссером Айрин Хелье-Моррис, помощником по сцене Френсисом Л. Салливаном и секретарем Джанет Камминз можно будет уместить в паузы. Тогда останутся только Стивен Глэнвилл и муж Джанет, летчик, которых сегодня в театре не будет. – Мы могли бы позвонить Стивену, – сказала Агата, – и договориться о встрече в Уайтхолле у него в кабинете или уже в нашем квартале после работы. – Любой вариант подойдет. Очень мило, что вы это предложили. – Инспектор встал: – Я расплачусь по счету, пока вы будете ему звонить, если не возражаете. О, – и, может, вы спросите у доктора Глэнвилла, как лучше найти этого курсанта? Раз уж он его начальник. В кафе был городской телефон, которым Агата воспользовалась. Похоже, Стивен в Министерстве военно-воздушных сил был важной персоной, потому что пробиваться к нему пришлось через служащую коммутатора и двух секретарей. – Что за странное совпадение! – сказал Стивен. – Эта женщина стала следующей жертвой… Ужасно. Какая трагедия! Слова Стивена звучали не слишком убедительно, но этого следовало ожидать: когда умирает кто-то едва знакомый, новость воспринимаешь абстрактно, без эмоций, которые вызвала бы потеря близкого человека. – Откровенно говоря, дорогая, – продолжил тем временем Стивен, – я не думаю, что смогу сказать твоему инспектору хоть что-то полезное. Агата не стала напоминать ему, что разговор с полицией, ведущей расследование убийства, не является добровольным, а сказала лишь: – Но, может, вы все-таки с ним поговорите? Ради меня. Ведь, в конце концов, именно я стала причиной этого осложнения. – Каким это образом? – Ну, опознав эту девицу. – В четверть седьмого будет удобно? – Будет. Вы зайдете ко мне домой? |