Онлайн книга «Аркадий и Борис Стругацкие. Собрание сочинений. Том 3. 1961-1963»
|
Дрозд, уставясь в стену, пошевелил губами. – Как же так? – сказал он наконец. – Откуда же я взял букву «К»? Была же буква «К»! Роман рассвирепел и приказал Почкину разогнать всех по местам. Меня со Стеллой отдали под команду Корнеева. Дрозд лихорадочно принялся переделывать букву «К» в стилизованную букву «З». Эдик Амперян пытался улизнуть с психоэлектрометром, но был схвачен, скручен и брошен на починку пульверизатора, необходимого для создания звездного неба. Потом пришла очередь самого Почкина. Роман приказал ему перепечатывать заметки на машинке с одновременной правкой стиля и орфографии. Сам Роман принялся расхаживать по лаборатории, заглядывая всем через плечи. Некоторое время работа кипела. Мы успели сочинить и забраковать ряд вариантов на банную тему: «В нашей бане завсегда льет холодная вода», «Кто до чистоты голодный, не удовлетворится водой холодной», «В институте двести душ, все хотят горячий душ» и так далее. Корнеев безобразно ругался, как настоящий литературный критик. «Учитесь у Пушкина! – втолковывал он нам. – Или хотя бы у Почкина. Рядом с вами сидит гений, а вы не способны даже подражать ему… „Вот по дороге едет ЗИМ, и им я буду задавим…“ Какая физическая сила заключена в этих строках! Какая ясность чувства!» Мы неумело отругивались. Саня Дрозд дошел до буквы «И» в слове «передовую». Эдик починил пульверизатор и опробовал его на Романовых конспектах. Володя Почкин, изрыгая проклятья, искал на машинке букву «Ц». Все шло нормально. Потом Роман вдруг сказал: – Саша, глянь-ка сюда. Я посмотрел. Попугай с поджатыми лапками лежал под весами, и глаза его были затянуты белесоватой пленкой, а хохолок обвис. – Помер, – сказал Дрозд жалостливо. Мы снова столпились около попугая. У меня не было никаких особенных мыслей в голове, а если и были, то где-то в подсознании, но я протянул руку, взял попугая и осмотрел его лапы. И сейчас же Роман спросил меня: – Есть? – Есть, – сказал я. На черной поджатой лапке было колечко из белого металла, и на колечке было выгравировано: «Фотон», и стояли цифры: «190573». Я растерянно поглядел на Романа. Наверное, у нас с ним был необычный вид, потому что Витька Корнеев сказал: – А ну, рассказывайте, что вам известно. – Расскажем? – спросил Роман. – Бред какой-то, – сказал я. – Фокусы, наверное. Это какие-нибудь дубли. Роман снова внимательно осмотрел трупик. – Да нет, – сказал он. – В том-то все и дело. Это не дубль. Это самый что ни на есть оригинальный оригинал. – Дай посмотреть, – сказал Корнеев. Втроем с Володей Почкиным и с Эдиком они тщательнейшим образом исследовали попугая и единогласно объявили, что это не дубль и что они не понимают, почему это нас так трогает. «Возьмем, скажем, меня, – предложил Корнеев. – Я вот тоже не дубль. Почему это вас не поражает?» Тогда Роман оглядел сгорающую от любопытства Стеллу, открывшего рот Володю Почкина, издевательски улыбающегося Витьку и рассказал им про все – про то, как позавчера он нашел в электрической печи зеленое перо и бросил его в корзину для мусора; и про то, как вчера этого пера в корзине не оказалось, но зато на столе (на этом самом столе) объявился мертвый попугай, точная копия вот этого, и тоже не дубль; и про то, что Янус попугая узнал, пожалел и сжег в упомянутой выше электрической печи, а пепел зачем-то выбросил в форточку. Некоторое время никто ничего не говорил. Дрозд, рассказом Романа заинтересовавшийся слабо, пожимал плечами. На лице его было явственно видно, что он не понимает, из-за чего горит сыр-бор, и что, по его мнению, в этом учреждении случаются штучки и похлеще. Стеллочка тоже казалась разочарованной. Но тройка магистров поняла все очень хорошо, и на лицах их читался протест. Корнеев решительно сказал: – Врете. Причем неумело. – Это все-таки не тот попугай, – сказал вежливый Эдик. – Вы, наверное, ошиблись. – Да тот, – сказал я. – Зеленый, с колечком. – Фотон? – спросил Володя Почкин прокурорским голосом. – Фотон. Янус его Фотончиком называл. – А цифры? – спросил Володя. – И цифры. – Цифры те же? – спросил Корнеев грозно. – По-моему, те же, – ответил я нерешительно, оглядываясь на Романа. – А точнее? – потребовал Корнеев. Он прикрыл красной лапой попугая. – Повтори, какие тут цифры? – Девятнадцать… – сказал я. – Э-э… ноль два, что ли? Шестьдесят три. Корнеев заглянул под ладонь. – Врешь, – сказал он. – Ты? – обратился он к Роману. – Не помню, – сказал Роман спокойно. – Кажется не ноль три, а ноль пять. – Нет, – сказал я. – Все-таки ноль шесть. Я помню, там такая закорючка была. – Закорючка, – сказал Почкин презрительно. – Ше Холмсы! Нэ Пинкертоны! Закон причинности им надоел… Корнеев засунул руки в карманы. – Это другое дело, – сказал он. – Я даже не настаиваю на том, что вы врете. Просто вы перепутали. Попугаи все зеленые, многие из них окольцованы, эта пара была из серии «Фотон». А память у вас дырявая. Как у всех стихоплетов и редакторов стенгазет. – Дырявая? – осведомился Роман. – Как терка. – Как терка? – повторил Роман, странно усмехаясь. – Как старая терка, – пояснил Корнеев. – Ржавая. Как сеть. Крупноячеистая. Тогда Роман, продолжая странно улыбаться, вытащил из нагрудного кармана записную книжку и перелистал страницы. – Итак, – сказал он, – крупноячеистая и ржавая. Посмотрим… Девятнадцать ноль пять семьдесят три, – прочитал он. Магистры рванулись к попугаю и с сухим треском столкнулись лбами. – Девятнадцать ноль пять семьдесят три, – упавшим голосом прочитал на кольце Корнеев. Это было очень эффектно. Стеллочка немедленно завизжала от удовольствия. – Подумаешь, – сказал Дрозд, не отрываясь от заголовка. – У меня однажды совпал номер на лотерейном билете, и я побежал в сберкассу получать автомобиль. А потом оказалось… – Почему это ты записал номер? – сказал Корнеев, прищуриваясь на Романа. – Это у тебя привычка? Ты все номера записываешь? Может быть, у тебя и номер твоих часиков записан? – Блестяще! – сказал Почкин. – Витька, ты молодец. Ты попал в самую точку. Роман, какой позор! Зачем ты отравил попугая? Как жестоко! – Идиоты! – сказал Роман. – Что я вам – Выбегалло? Корнеев подскочил к нему и осмотрел его уши. – Иди к дьяволу! – сказал Роман. – Саша, ты только полюбуйся на них! – Ребята, – сказал я укоризненно, – да кто же так шутит? За кого вы нас принимаете? – А что остается делать? – сказал Корнеев. – Кто-то врет. Либо вы, либо все законы природы. Я верю в законы природы. Все остальное меняется. |