Онлайн книга «Повиливая миром »
|
– Вы чо?! – внезапно пугается Пупсикова. – Вы чо?! Какое «уволить»?! Это я, я виновата! Это я сама дура! Я прогуливала!!! А Анна Иванна – она хорошая! Она классная! Она знаете как учит отлично?! Я вот прямо все знаю! Вот смотрите: «Йо трабахо ин иль сентро»… – Но вам же было неинтересно! – Это потому, что я прогуливала и я вообще дура! Правда, Анна Иванна? – Неправда, Пупсикова! Вы умная и хорошая девочка! Я дам вам упражнения и зачет поставлю! – И вообще, Татьянавиктна, не смейте обижать Анну Иванну! – И вообще, Татьянавиктна, не оскорбляйте Пупсикову! – Идемте отсюда, Анна Иванна! – Идемте, Пупсикова! * * * Мимоходом, в коридоре напротив деканата. Бывший студент. Мой незапамятный первый выпуск. Теперь уж депутат Госдумы, важная персона в какой-то там партии, костюм-галстук… – Как дела, Сашенька? – спрашиваю. – Отлично, Татьянавиктна, – отвечает, – вот дочку третью родили. Такая девочка хорошая… Старшенькой пять, средней три, а этой – два месяца. Теперь книга у меня настольная появилась… – Бенджами Спок? – угадываю я. – «Уход за ребенком»? – Вильям Шекспир. «Король Лир»… Дева на стульчике в кафедральном коридоре. Говорят, в 20 лет они все хороши. Правду говорят. Хороши все. Но некоторые… Челка, ресницы, щиколотки, запястья, юбка, иссякшая задолго до скульптурного колена, и нижняя губа такая… Припухшая. Ну, вы понимаете. – Красота неземная, – говорю, отпирая кафедру, – Вам кого? – Я насчет перевода на ваш факультет. – Откуда? – Ой, из этого… Из Университета Глобальных Искусств. Меня к вам прислала Эмилия Мафусаиловна. Вы ее, наверное, знаете. Кто ж не знает Эмилии Мафусаиловны. Эмилия Мафусаиловна работает на несмежном факультете доцентом. Преподает что-то вроде структурно-прикладной фонетики японского языка, носит очки в металлической оправе и служит науке так истово и рьяно, что кажется порой – сама наука побаивается Эмилии Мафусаиловны. – Деточка, – праздно интересуюсь я, – неужто Эмилия Мафусаиловна участвует в вашей судьбе? – Где? – удивляется деточка. – А, нет, она не в судьбе. В смысле, не она… Эврипид Фомич участвует. – Эврипид Фомич?! – Ну да. Он это… Ну как бы сказать… Он ей вроде как муж. – Вроде как? – Ну, практически, муж. Но пока. – Пока? – Ой, ну вы меня совсем запутали. Эвичка… В смысле, Эврипид Фомич… Он пока что муж Эмилии Мафусаиловны. Временно. Но дело не в этом. Он сказал, что пока он… Ну, пока он муж, мне надо перевестись. Понимаете? – Вы не просто красавица, – лгу я. – Вы еще и умница. Вы так мудрено говорите, что я не понимаю. – Ну это же так просто, – вздыхает умница и красавица. – Я сейчас в платном университете учусь, а Эвичке это дорого. Еще и квартиру снимать… Он хочет, чтоб я сюда перевелась, пока он еще женат не на мне, а на Эмилии Мафусаиловне. – Рыбочка, а Эмилия Мафусаиловна в курсе, что Эврипид Фомич на ней женат временно? – Ой, что вы, конечно нет. Это тайна, это никому нельзя говорить. Мне Эвичка так и сказал: никому не говорить! Юность. Такая нежная, такая короткая… * * * В мае преподавать трудно. Московская весна… Ее как-то не замечаешь, а потом неожиданно – бац, и вот оно: Александровский сад цветет, деревья внезапно образовали возле памятника Ломоносову узорчатую тень, и фонтаны бьют на Манежной, и у заведующей учебной частью лицо такое… вдумчиво-сентиментальное. И выпускники с букетами, и первые защиты дипломов… И люди удивительные стали появляться. Это главный признак. Вот студент пришел в трусах. Ну, то есть, это я так полагаю. Сам-то он, надо думать, считает эту одежду шортами. Жалобу принес на мою коллегу. Дескать, она его с занятия выгнала. – Чем мотивировала? – спрашиваю. – Я под стол залез. – Международное отделение, что ли? – Почему? Общее. – А зачем же вы туда полезли? – А если б международное было, вы б не спрашивали? Умный, стервец. Хоть и двоечник. – Он не просто полез, – печалится коллега, – он встать пытался, со столом на спине. – Зачем? – спрашиваю. Стоит. Руки в карманы трусов засунул. Мается. – Из хулиганских, – говорит, – побуждений. А Мариванна меня выгнала. – Неудивительно. – Так я и не удивился, я обиделся. И не пришел на следующий день. – Так вы, стало быть, пропустили занятие. – Типа. Не одно. Несколько. – Стоп. Это вы когда под стол-то влезли? – В сентябре. – А сейчас? Смотрит с тоской в окно. За окном цветет май, и ветер тихо шевелит шторку… Зачета нет за зиму. Завтра – комиссия по отчислению. – А на что же вы обиделись? – спрашиваю. Надо же что-то спросить… – Она меня идиотом назвала. – Скажите честно, вы сами-то как себя после этого назвали бы? – Это другой вопрос, – отвечает. Не поспоришь. И главное – не поспоришь. * * * Или вот – поздняя осень. 7 ноября. Весь день настроение хорошее. Организм привык, что ли, в этот день праздновать? Утром радио предупредило. Радио сказало мне: «Не нужно, Таточка. Там, снаружи, сегодня день Октябрьской Революции. Вокруг того места, где ты даром получаешь зарплату, проходят марши, процессии, возложения и другие процедуры, совмещенные с перекрытием Моховой улицы. Езжай на метро. А не хочешь езжать – еехай». Я не против метро. Хорошая вещь. Сижу. Еду. Двигаюсь в сторону высшего образования по специально вырытому в земле тоннелю. Остановка. В вагон входит старушка – божий одуванчик. Ищет место, куда присесть. Присесть некуда. Вся лавочка занята мною и еще пятью здоровыми молодыми людьми мужского пола. Старушка мается, у нее тяжелая сумка. Я оглядываюсь. Старушка мается. Я встаю, уступаю место старушке. Стою несколько нависая со своей сумкой над одним из сидящих молодых людей. – Уберите сумку! – говорит молодой человек, – Она мне мешает. – Ах ты, паразит, – не выдерживает «одуванчик», – тетка встала место мне уступать, а он мало того, что сидит, он еще и замечания тут делает, засранец! |