Книга Возможно, в другой жизни, страница 16 – Тейлор Дженкинс Рейд

– Да ты шутишь! – смеется отец. – Здесь такие цены за парковку, только держись.

Дверь открывается, и в палату заходит Сара.

– Ну как, справилась? – спрашивает ее мама.

– Все в порядке, – кивает та. – А как ты? – поворачивается она ко мне.

– Все хорошо, – говорю я.

– Сегодня ты и правда выглядишь получше, – замечает отец. – Личико уже не такое бледное.

– И голос звучит бодрее, – добавляет мама.

Сара тоже подходит к кровати.

– Ты даже не представляешь, как это здорово – смотреть на тебя и видеть, что худшее уже позади. Вот только твой пучок оставляет желать лучшего. – Сара наклоняет мою голову и высвобождает волосы из резинки.

Затем она начинает рыться у себя в сумочке.

– Тебя давно пора причесать. Не понимаю, почему никто раньше об этом не позаботился.

Достав из сумочки расческу, она начинает водить ею по моим волосам. В целом это даже приятно. Лишь когда Сара дергает за спутанные узелки, я невольно морщусь.

– Помнишь, когда ты была маленькой, – говорит мама, присаживаясь на кровать, – волосы у тебя тоже были в узелках. А все из-за косичек, которые ты пыталась заплести сама!

– Признаться, не помню.

– Я еще сказала тебе тогда, чтобы ты прекратила играться с волосами, если не хочешь, чтобы я все время распутывала их. А ты на это заявила, что хочешь совсем их постричь. Разумеется, я была против.

– Ясное дело, – говорит Сара, затягивая мои волосы в пучок.

– Не могла бы ты поднять его повыше? – спрашиваю я.

Сара распускает пучок и снова берется за расческу.

– В общем, – продолжает мама, – ты пришла на кухню, когда меня там не было, и обрезала себе волосы.

– Вот оно что, – говорю я, – по-моему, ты уже рассказывала мне эту историю.

– Ты обкромсала их совсем коротко, даже до ушей не доставало. И знаешь, что ты ответила на мой вопрос «зачем»? «Не знаю, мне так захотелось».

– Вот она, наша Ханна-Саванна, в одной фразе, – смеется отец. – «Не знаю, мне так захотелось».

По правде говоря, это то, от чего я пытаюсь избавиться в последнее время.

– Верно, Дуг, но я завела разговор не из-за этого, – говорит мама.

– Прошу прощения, – отец в притворном ужасе всплескивает руками. – Кажется, я опять не угадал.

– Тебе обязательно прерывать меня на каждом слове? – интересуется мама. – Так вот, мы пошли в парикмахерскую, где тебя постригли очень коротко, совсем как мальчика.

– Ближе к делу, ма, – говорит Сара, – а то когда закончишь, мне будет уже девяносто.

– Прекрасно! – фыркает мама. – Ханна, с этой прической ты выглядела потрясающе. Просто восхитительно. Меня то и дело спрашивали, где тебя так постригли, и я всем давала телефон той дамы, которая придумала твою прическу. В результате ей удалось перебраться на Беверли-Хиллз, и теперь она стрижет знаменитостей.

– Твоя история даже хуже, чем можно было ожидать, – вздыхает Сара. – Ну все, я закончила. – Она кладет расческу.

– Как я выгляжу? – спрашиваю я.

– Как всегда, замечательно, – улыбается папа.

– Будем надеяться, люди увидят эту прическу, и в один прекрасный день я буду делать пучок Анджелине Джоли.

– Суть рассказа вовсе не в парикмахерше, – заявляет мама. – Она о том, что всегда надо верить в нашу Ханну. Даже если кажется, что она совершила ужасную ошибку, это не так. Просто она на шаг впереди остальных. Ситуация так или иначе сложится в ее пользу. Должно быть, она родилась под счастливой звездой.

В принципе, мамины истории не так уж плохи. Если дослушать их до конца.

– Хорошая история, – говорю я. – Спасибо, что рассказала. А я, признаться, почти ничего из этого не помню.

– У меня остались фотографии, где ты с короткой прической, – улыбается мама. – Я перешлю тебе парочку. Вот почему я всегда настаивала, чтобы ты коротко остриглась.

– Ханна, ты – без пучка? – спрашивает Сара.

– Да без пучка я ничто.

– Введи нас в курс дела, Ханна-Саванна, – говорит отец. – Врачи утверждают, что ты идешь на поправку, но мне бы хотелось знать, как ты себя чувствуешь.

– Я в порядке. Не могу сказать, что чувствую себя превосходно, но в целом у меня все нормально.

Не стоит говорить им про ребенка. Да я и сама постаралась выбросить эти мысли из головы.

– Представляю, как ты испугалась. – Глаза у мамы снова на мокром месте. Отец обнимает ее за плечи, но и он, похоже, борется со слезами.

Все эти семейные истории – не более чем маска. На самом деле они напуганы и расстроены. И это, если честно, слегка утешает меня.

Даже не помню, когда в последний раз я была центром внимания своих близких. Я уже давно чувствую себя среди них кем-то вроде гостя. Но тут вдруг защитная броня их дала трещинку, и я снова ощутила себя в кругу семьи.

– Мне бы хотелось, чтобы вы тоже жили здесь, – вырывается у меня под наплывом эмоций. Ничего подобного я раньше не говорила.

– Я все время одна и одна… и я очень по вам скучаю.

Отец сжимает мою руку.

– Нам тоже тебя ужасно не хватает, – говорит он. – Ты ведь знаешь об этом?

Я киваю, хоть и не совсем искренне.

– Мы думаем о тебе каждый день, – добавляет мама.

Сара кивает, а затем наклоняется ко мне.

– Не знаю, как эти двое, но я-то точно люблю тебя всем сердцем, – тихо произносит она.

* * *

Карл и Тина переехали в Пасадену не так давно. Продали старую квартиру и поселились в уютном домике на тихой, тенистой улице.

Уже почти восемь, когда мы втроем – я, Габби и Марк – подъезжаем к их дому. Марк снова задержался в офисе. Он часто работает допоздна. Казалось бы, профессия дантиста не предполагает авралов, но у него постоянно случается то одно, то другое.

Мы паркуемся и идем к дверям. Габби без стука заходит в дом. Тина выглядывает в коридор, и лицо ее расплывается в улыбке.

Первым делом она обнимает Габби и Марка, а затем поворачивается ко мне.

– Ханна Мартин! – Она прижимает меня к груди, как это делают только матери.

– Привет, Тина, – говорю я. – Как же я по тебе соскучилась!

– И я, детка. Я тоже по тебе скучала. Ладно, иди, поздоровайся с Карлом. Он ждет не дождется, когда можно будет наконец-то обнять тебя.

Кивнув, я иду в глубь дома. Карла я нахожу на заднем дворике, где он колдует над грилем.

Преимущество Лос-Анджелеса состоит в том, что здесь можно готовить на свежем воздухе круглый год.