Книга Разящий клинок, страница 121 – Майлз Кэмерон

– Я – спать, – сообщил он чуть громче, чем нужно.

Лучники отсалютовали и, пока Плохиш Том не передумал, поспешили выйти из караулки на освещенный факелами внешний двор.

Они миновали ворота, обменялись там паролями с нордиканцами, и Калли с Бентом стремительно пересекли главную площадь. Длинная Лапища откололся.

– Прикинься впечатленным, – прошипел Калли. – Нам нельзя выглядеть слишком самоуверенными.

Так они какое-то время перемещались от статуи к статуе, пока Калли не успокоился. Бент остановился, сунув большие пальцы за ремень, и притворился, что восхищается изваянием обнаженной женщины с мечом.

– За нами идут, – удовлетворенно сообщил Калли. – Двигаем.

Спустя час оба сидели в освещенной масляными лампами таверне, внимая четырем музыкантам, которые играли на морейских инструментах. Лучники не знали, как последние называются, но музыка им понравилась, как и внимание двух молодых женщин, прицепившихся к чужеземцам.

Толпа была на удивление густа для такого позднего часа.

Девушка Бента распоясалась в своей настойчивости, и он с безмолвным призывом воззрился на Калли. Тот осторожно огляделся и пожал плечами.

– Потерпи еще чуток, – сказал он.

Позади Калли кто-то проговорил:

– Идите с девчонками.

Он обернулся, но за спиной никого не оказалось.

Калли наклонился к Бенту, подал знак, и Бент оскалился. Он стряхнул девицу с колен, швырнул музыкантам серебряный леопард и дал увлечь себя по шаткой лестнице наверх – на балкон и к каморкам с избыточно разукрашенными дверями.

Девушка Калли взяла его за руку и чуть ли не поволокла прочь от музыки, а старый рабочий в мятой соломенной шляпе на удивительно хорошем альбанском буркнул: «Везучий стервец!» Калли старательно ему подмигнул и взбежал по ступеням.

Длинная Лапища надвинул на глаза шляпу, расплатился за вино и юркнул за расшитую бисером шторку, служившую входной дверью.

На улице перед таверной не было людно, но человек десять стояли кто где, привалившись к углам и колоннам, все с мечами. Не расправляя плеч, он зашаркал вперед.

Один из уличных головорезов толкнул его – нарочно и сильно. Длинная Лапища позволил себе качнуться и упасть, как какой-нибудь недотепа.

– Иди отсюда к гребаной матери, деревенщина, – бросил ему головорез. – Держись подальше от моего меча.

Длинная Лапища отполз за угол и задал стрекача. У него было три дня на знакомство с местностью, а он еще плохо ориентировался в темноте. Добравшись до конца переулка, он был вынужден развернуться и перелезть через ветхий забор. По церквушке он понял, что отсюда меньше стадия до дворца.

Сбросив вонючую крестьянскую куртку и соломенную шляпу, он стиснул в левой руке ножны с мечом и побежал.

Мужчина, сидевший на шлюхиной постели, был облачен в кольчугу. Остальное пространство заполнили двое его подручных, оба в подбитых гербовых накидках и с увесистыми дубинками.

– Итак, – заговорил мужчина. – Вы желаете уйти с императорской службы?

Калли пожал плечами.

– Может быть, да, а может, и нет, – сказал он. – Я слышал, это денежное дело.

Бенту не удалось тишком протиснуться в комнату. Он проводил взглядом девицу, которая с нескрываемым сожалением упорхнула по коридору. Заметил и то, что общий зал, оставшийся внизу, начали заполнять вооруженные люди.

– Похоже, вы заберете нас всяко, хотим мы этого или нет, – проговорил он.

Сидевший на постели развел руками и коварно улыбнулся:

– Ты понимаешь, чужеземец, что твои товарищи в любом случае сочтут тебя дезертиром?

Капитан выразился недвусмысленно: им следует до самого конца притворяться алчными наемниками. Калли прищурился.

– Намекаете, что денег-то и нет? – спросил он, держа руку на рукояти кинжала.

Амбалы в накидках устремились к нему, поднимая дубинки.

– О деньгах потолкуем позже, – сказал мужчина. – Это не мне решать.

– Мне не нравится такой расклад, – отозвался Бент.

До сих пор он стоял на пороге пригнувшись, ограниченный собственными габаритами и теснотой каморки. Сейчас он выпрямился. Меч полностью не обнажил и предпочел врезать навершием по зубам ближайшему бугаю, который имел глупость его игнорировать. Тот согнулся пополам, выплевывая зубы, и Бент на одном дыхании сломал ему нос и заехал коленом в пах, тогда как Калли выхватил кинжал правой рукой и перебросил его в левую, сбив противника с толку. Тот блокировал пустую правую и получил в глаз с левой. Он рухнул замертво. Противник Бента повалился, хрипя, и разинул рот в намерении закричать.

Калли посмотрел на Бента:

– Полюбуйся, что ты натворил.

Бент наступил лежащему на горло.

Человек на постели стал белее полотна.

– Не прикасайтесь ко мне, – сказал он. – Мои люди повсюду.

Калли встряхнул головой:

– Так что – денег нет?

Тот закусил губу.

– Я тебя выпотрошу, если заорешь, – пообещал Бент и притворил дверь. Калли же он сказал: – Там двадцать человек. Не думаю, что они собираются вступать в переговоры.

– Мать-перемать, – качнул головой Калли и обратился к нанимателю: – Ты думал, мы не справимся с двумя жирными ушлепками? – Он пришел в раздражение. – Ну и вот, теперь ты с нами наедине. План-то, оказывается, дрянной?

– Да он им не начальник, – сказал Бент. – Посмотри на него.

Незнакомец был в полном ужасе.

Калли потянулся к тяжелым ставням. Бент его придержал.

– Арбалеты, – напомнил он.

– Ох, мать твою, – буркнул Калли. – Во что мы ввязались?

Сэр Алкей проводил у своей матери больше времени, чем с войском, – не по своей воле, а потому, что положение принцессы на троне было более ненадежным, чем думали альбанские наемники, и его мать, леди Мария, усиленно трудилась над тем, чтобы заполнить вакантные придворные должности да наладить в общем и целом машину правосудия и налогообложения. За недолгий срок после возвращения в Ливиаполис сэру Алкею пришлось дважды поспорить с внутренним советом матери, а потом обсудить то же самое на совещании у Красного Рыцаря – герцога Фракейского. Однажды он поймал себя на том, что переменил мнение и кончил тем, что стал отстаивать противоположную точку зрения.

Через восемь дней укрощения тигров Алкей выдохся. Не желая заходить в свои дворцовые покои – там его было слишком легко найти, – он устремился по внешнему двору к атанатским казармам. Состоя в войске, он понимал, сколь символичным для наемников было захватить казармы, где раньше квартировал отборный имперский кавалерийский полк.

Ребенком, когда казармы были заброшены, он играл в них, а отроком поцеловал хорошенькую служанку, взял ее за руку и побежал с ней туда же в благоуханный майский день.