Книга Разящий клинок, страница 145 – Майлз Кэмерон

Сын остался зашнуровать ей кертл и помочь натянуть бархатное платье с горностаевой оторочкой. Она повертелась, осматривая себя, и сунула ноги в домашние туфли с мягкими войлочными подошвами.

– Что нужно твоему батюшке, милый? – спросила она.

– Он замышляет войну и хочет взять меня с собой.

Она поднялась из погребов и пошла коридором с камерами по обе стороны. Граф чаще склонялся к прямому убийству, нежели к жестокому заточению, и в камерах находились только солдат, которого арестовали за изнасилование, еще один, пойманный на воровстве, и женщина, обвинявшаяся в убийстве другой женщины. Гауз заглянула в каждую.

У женщины имелась сила. Раньше она этого не замечала.

Гауз последовала за Анеасом вверх по дозорной лестнице, порочно улыбнулась двум часовым, удостоилась положенного внимания и одолела второй пролет. Каменные ступени вывели ее во двор.

Военный наставник Анеаса ждал там с двумя заседланными боевыми конями, внушительным снаряжением и небольшой свитой слуг. Она улыбнулась ему.

– Сэр Генри! – сказала она и помахала рукой.

Он спешился и преклонил колени.

– Миледи, – произнес он со своим симпатичным этрусским акцентом. – Чем может выразить преданность ваш нижайший слуга?

– Льстец, вы мне голову вскружите! – проворковала она. – Прошу вас, отведите моего сына на ристалище и сделайте из него великого рыцаря. Мне больше не о чем просить.

Сэру Генри хватило учтивости изобразить огорчение.

– Неужели, мадонна, и убить за вас некого?

– Для этого у меня есть муж, – сказала она. – Слушайся наставников, Анеас.

Она стремительно пересекла мощеный двор – немалое расстояние, а мороз между тем кусался. Но, проходя мимо кухни, она уловила аромат свежего хлеба. Остановившись, Гауз вдохнула всей грудью и разулыбалась, как маленькая. Она вошла в кухню и стянула краюху, как всегда поддаваясь соблазну; переступая порог большого зала, она жевала хлеб.

Графа окружали военные – десяток его офицеров. Она знала всех – примерно так же, как его лошадей, даже не поименно. Он любил воевать, занимался этим с умом и рвением, но ей казалось, что граф попросту развлекается, а разговоры о стратегиях и целях – лишь оправдания в устах мальчишки, которому нравится все крушить.

– Гауз, радость моя. Ты что-то говорила об этом колдуне.

Граф был из тех людей, которые мало интересуются колдовством. Порой она подозревала, что он не верит в могущество герметизма. Нелепо, но он неизменно дивился – неприятным для нее образом, – когда она показывала свою силу.

Колдовство же других он любил еще меньше. И ничего в нем не смыслил. Она не исключала, что он считал его трюком из арсенала карнавальных паяцев.

– Ты имеешь в виду Шипа? – улыбнулась Гауз.

Все мотыльки, какие были в зале, снялись с места и полетели к высоким ленточным окнам.

Среди военных кое-кто побледнел, а двое сделали пальцами отводящий знак.

– Я о Ричарде Планжере, – повел плечами граф. – Ты назвала его колдуном.

– Он был им, – кивнула она. – Но вряд ли колдует сейчас.

Граф сел и потрепал по голове пса.

– Милая, я только что получил годовую сводку. Твой колдун, кем бы он ни был, затевает возню. Он поднимает войска и играет с пришедшими из-за Стены.

Один из его воинов – Эдвард? Эдмунд? она забыла – допил вино и стукнул кубком о большой стол на козлах.

– Милорд, при всем уважении, он полный болван. Пришедшие от него в ужасе.

Граф скрестил ноги.

– Тот остров. Мы можем выкурить его оттуда, а остров захватить?

– Не советую, – сказала Гауз. – Он прочно окопался и окажется там очень силен.

– Странно, он что же, хорошо укреплен? – спросил муж. – Это последний каменный замок в такой дали на севере, я никогда не слышал о другом.

В чем-то он был весьма умен, но стоило коснуться герметизма, как становился слепым – сознательно и упрямо.

– Он обладает немалой силой, милорд, – почтительно сказала она.

Граф воздел руки.

– Любовь моя, да я всю жизнь борюсь с Дикими! Не сомневаюсь, что у него найдутся и чудища, и боглины, и молнии. А у меня есть флот и требушеты.

Она предприняла вторую попытку:

– Милорд, я думаю, что ему хватит сил потопить флот.

– Когда ты называешь меня милордом, я понимаю, что тебе хочется что-то скрыть. Он друг? Один из твоих особенных друзей? – Граф осклабился, и офицеры отвернулись.

Гауз закатила глаза. Она обратилась к сержанту из тех, что охраняли большой зал:

– В темнице есть женщина. Приведи ее.

Гауз улыбнулась.

Сержант отсалютовал, взглянул для подтверждения на своего господина и зашагал прочь.

– Десять кораблей? – произнес Эдвард. – Как минимум. Через месяц озера замерзнут.

– Верить ли сообщениям о галлейцах в Мон Реале, сэр Эдмунд? – спросил другой мужчина.

«Эдмунд», – постаралась запомнить она.

– Хотелось бы мне сказать, что их там нет, – ответил сэр Эдмунд, – но у меня есть три рапорта, да и вон тот имперский офицер говорит, что в этом сезоне там нет этрусского флота. Вместо него – галлейцы. У них сильный эскадрон и до черта солдат – в этом сходятся все.

Граф откинулся на спинку и дернул себя за бороду.

– Почему? – спросил он. – Почему здесь?

Сэр Эдмунд покачал головой.

– Вне моей компетенции, – пошутил он.

Военные хлопали глазами.

– Нам лучше поскорее разобраться с этим Шипом и вернуться сюда, – проворчал граф. – Если тот мореец был прав и южане воюют с Северным Хураном, то мы участвуем.

Появились два стража с женщиной. Граф равнодушно взглянул на нее, потом на жену.

– Она виновна, – сказала Гауз.

Женщина оцепенела.

– Ты уверена? – Граф нахмурился. Он гордился своей справедливостью.

– Она убила при помощи герметизма. – Гауз повернулась и улыбнулась женщине, которая застыла от ужаса.

Она упала на колени.

– Ваша светлость… вы не знаете, что она мне сделала…

– Приведите ей священника, – распорядилась Гауз.

Граф отмахнулся.

– Я занят. К чему это все?

– Хочу показать тебе, на что способен Шип.

Мотыльки роились. Их были тьмы. Глядя на них, офицеры бормотали что-то себе под нос.

Пришел отец Пьер. Женщина плакала, и священник принял у нее исповедь. Он побледнел. Гауз махнула рукой.

Священник причастил женщину. Госпожи он боялся куда больше, чем Бога.