Онлайн книга «Капкан на волкодлака»
|
…воображение Эльвиры мигом нарисовало и реку, и покосившуюся хижину на берегу ее… а еще стадо нечесанных оленей, из шерсти которой ей предстояло связать несколько дюжин носков. — Тихую обитель вдали ото всех… жизнь на лоне природы… преисполненную опасностей и невзгод… …белых медведей. …волков. …и нерп, которых Себастьян станет свежевать на заднем дворе. — Нам они по плечу… наши дети вырастут в настоящем мире, где нет зависти и злобы… …а также водопровода, доктора или хотя бы аптекарской лавки на мили вокруг. — Наши души очистятся от смога цивилизации, станут чисты и прекрасны… …разве что только души. Тело Эльвиры, которое было ей куда дороже души, требовало серьезного ухода. — Послушай, — перебила она Себастьяна. — Мне очень жаль, но… у нас не получится. — Думаешь, мне не стать охотником? Ладно. Мы можем заняться золотом… слышала, там золото на каждом шагу! Слышала. Об этом многие газеты писали, как и о том, что на одного разбогатевшего старателя приходится две сотни безвестно сгинувших. — Нет, Себастьян, — Эльвира высвободилась из объятий и с раздражением смахнула листик, прилипший к белой ее рубашке. — У нас ничего не выйдет. У тебя… у тебя, быть может, и получится… Не разочаровывать же его сходу! Пусть уезжает. К медведям, нерпам и золоту. Пусть строит свой дом, а Эльвира… она подыщет себе другого мужа… в конце концов, зря что ли привечала графа Бойдуцкого? Ему, правда, под семьдесят… зато богат. И главное, что королю угоден. — Я поняла… — Эльвира сделала глубокий вдох. Все-таки она была сердобольной женщиной, и отказывая очередному искателю ее руки и капиталов, испытывала некоторую печаль. Правда, длилась оная печаль недолго, но неудобства доставляла. — Я поняла, Себастьян, что мы с тобой слишком разные. Она взяла кольцо. — Мне жаль, но… я не могу уехать… бросить отца, братьев… матушку больную… …болела она давно, с немалым удовольствием, которое, впрочем, умело скрывала и от докторов, и от супруга, свято верившего, что жена его пребывает едва ли не на смертном одре. — Да и подобная жизнь не по мне… я… — Элечка… — Себастьян упал на колени. — Нет. Послушай. Я уверена, что ты найдешь другую женщину… ту, которая поймет и примет тебя… и разделит все трудности… — А ты? — А у меня свой путь, — решительно произнесла Эльвира. — Я буду помнить о тебе… а теперь уходи! Она сунула кольцо в его руку. — Но как же ты… я ведь… уеду, — ненаследный князь шмыгнул носом. — Как-нибудь. Я справлюсь. В конечном итоге, это не первый любовник и не первое расставание. — Элечка… — Уходи, — жестче произнесла она. — Пока нас кто-нибудь не увидел… …например, батюшка, которому должно было бы надоесть ожидание… или братья… а то, не приведи Иржена, и вовсе родственники, которые в питии порой теряли меру, исполнят первоначальный план, тогда Элечке и вправду останется одна дорога — к снегам да оленям. — Уходи, уходи, — Эльвира подтолкнула несостоявшегося супруга к окну. — Ты же не хочешь, чтобы обо мне нехорошие слухи пошли? — А поцеловать? Целовать Себастьяна ей не хотелось совершенно. Она коснулась ледяными губами щеки. — Я буду помнить о тебе! — сказал он. — Я тоже, — соврала Эльвира и, дождавшись, когда ненаследный князь исчезнет в оконном проеме, выдохнула с немалым облегчением. Вот уж верно сказано: поспешишь… Эльвира присела перед зеркалом… нет, надобно брать графа… конечно, ходят слухи, что в свои семьдесят он весьма по мужской части активен… но и лучше, меньше проживет… а вдовой быть не стыдно… Дверь открылась без стука: — А хто тут?! — пьяный батюшкин бас перекрыл соловьиное пение. Эльвира и сама пуховку выронила. — Никого, батюшка… — Элечка, ты одна? — барон Чеснецкий покачнулся, но на ногах устоял. — Одна, батюшка… — Сбег? — Он нам не нужен. — А… — барон хотел спросить, отчего вдруг случилась столь резкая перемена, но передумал. Во — первых, на грудь он принял изрядно, а потому в голове шумело, и шум этот мешал должным образом вникнуть в объяснения. Во — вторых, избранник дочери ему не нравился. А в — третьих, князю зверски хотелось спать. — Не нужен, — с нажимом повторила Эльвира, проводя по волосам щеткой. — Ну… — барон понял, что должен изречь что-то глубокомысленное, этакое, но не знал, что именно. — Затогда ладно… пущай… а ежели чего… то мы его того! Во! Во устрашение беглого жениха, он стукнул кулаком по каминной полке, которая хрустнула. — Ах папенька, — Эльвира вымученно улыбнулась: спорить с папенькой не имело смысла. С другой стороны, управлять им было легко. — Отчего мне так не везет-то? Папенька лишь крякнул и вновь по полке кулаком шибанул, избавляясь от эмоций, выразить которые иным способом он не был способен. — Так это… того, — ласково произнес барон, за дочь свою, излишне разумную, переживавший вполне искренне. И пускай не по нраву ему был выбранный Элечкой жених, но смирился бы. Принял бы как родного. А глядишь, лет через пару… или не лет, но бочек семейной настойки, каковую готовили по древнему рецепту — по слухам, именно благодаря ему Чеснецкие и вышли в бароны, а потому рецепт оный берегли крепко — и сроднились бы… — Ты только словечко скажи, — он дыхнул Элечке в шею перегаром. И та покачала головой: оно верно, стоит слово сказать, и батюшка Себастьяна за хвост к алтарю приволочет, а братья помогут, да только… что с того? Не ехать же и вправду к светлой жизни на лоне природы? Нет, на подобные подвиги Эльвира Чеснецка готова не была. — Нет, батюшка, не надо, — она взмахнула ресницами. — Ты прав был всецело. Не тот он человек, который нам нужен… не тот… А может, поискать кого похожего на батюшку? Сильного и не особо умного? Папенька там про какого-то своего приятеля сказывал… граф-то никуда не денется, а на приятеля этого можно глянуть… если, конечно, он не мечтает отбыть на край мира оленей пасти… или медведей стрелять. — Ты у меня такой сильный… и что бы я без твоей защиты делала? Барон лишь крякнул. Дочь он любил, как и прочих своих детей. И за них не то, что князю, королю бы рыло начистить не побоялся. Впрочем, мысль сия была крамольной и даже во хмелю барон осознавал это, а потому прогнал прочь. Благо, Его Величество поводов для баронского гнева не давал… |