Онлайн книга «Капкан на волкодлака»
|
В туфельках махоньких. Обиженная, несчастная, точно дитятко… и как на нее-то можно было подумать дурно? Ошибся познаньский воевода, как пить дать, ошибся… оно-то, конечно, не Андрейкиного ума дело, старшим на ошибки указывать. Этак и без места остаться недолго. Но панночку жаль. И коль в Андрейкиных силах помочь ей, он поможет. — Вот, — панночка указала пальчиком на диван. — Вы не могли бы его сдвинуть? — Куда? Диван был велик, солиден, но так и Андрейка-то парень видный, он не то, что диван, коня на спор подымал… выиграл тогда полтора злотня. Глядишь, и панночка за помощь отблагодарит… хотя, что деньги — пустое, лучше пускай глянет ласково, улыбнется, оно и довольно. Богуслава нахмурилась, задумавшись, куда надобно передвинуть диван, потом вспомнила, что сие — нисколько не важно и, ткнув в угол комнаты, велела: — Туда. Вы ведь справитесь сами? Вы такой сильный… Андрейка кивнул. В горле вдруг пересохло, а сердце забилось быстро — быстро, как не билось уже давно, с самого детства Андрейкиного, когда он на спор меж рельсами лег… дурень был. И сейчас дурень. Уйти надобно… уйти и дверь закрыть… но как отказать, когда панночка так смотрит? И губу облизывает… и есть в ней что-то этакое, опасное… — Конечне, смогу, — сказал Андрейка и наклонился к дивану, подхватил одной рукой, поднял… И успел отпрянуть, когда серый клинок резанул по плечу. — Панна Богуслава! Она ударила вновь, с непонятной самой себе яростью. Вид крови лишил остатков разума. Андрейка уворачивался от ударов, но выходило плохо. Панночка была быстрой. И безумной. Она смеялась и пританцовывала, и в руки не давалась, только норовила все полоснуть клинком… теснила к двери, и Андрейка пятился, пятился, а когда отступать стало некуда, швырнул в панночку подушку. Та зарычала. Оскорбилась, наверное. Пусть и безумная, но все ж княжеского роду… а в княжон, небось, подушками кидаться не принято. — Панна Богуслава, — Андрейка нащупал витую ручку. — А панна Богуслава… успокойтесь уже… Руки болели, раны, хоть неглубокие, а кровоточили сильно, Андрейке от вида крови, от боли в руках делалось дурно. А может, от панночки, от которой терпко пахло болотными лилеями. — Ты некрасивый, — сказала она, замерев в шаге. — Плохо. — Какой уж есть. Ручка скользила, и дверь не поддавалась. — Некрасивый. Шажок. — А у вас кровь на щеке, — Андрейка вдруг ясно осознал, что сейчас его убивать будут, что до того моменту та, которую он принимал за панночку, забавлялась. Теперь же все. И жалко себя стало до невозможности. — Кр — р — ровь? — она тронула щеку и улыбнулась. — Кровь красная. Красиво… в тебе много крови… хорошо… здесь будет очень — очень красиво… — доверительно сообщила панночка Богуслава, нож перехватывая. Андрейка рванул дверь. Почти успел. Сперва даже показалось, что успел… он и боли-то не почувствовал, так, кольнуло что-то в бок, вроде как холодное… или, напротив, горячее… а потом повело вдруг, как после пьянки… Андрейка на работе не потреблял, не нюхал даже, и потому обиделся от этакой жизненной несправедливости. Руку протянул, чтобы выдрать то, холодное аль горячее, в боку засевшее. И дверь поддалась, отворилась беззвучно, позволяя ему упасть. Не хотел падать. А не устоял. И нашарил за пазухой свисток, хватило еще силенок дунуть… разок всего, без особое надежды… Богуслава поморщилась: звук оглушил. И заставил отпрянуть от человека, которого ей следовало убить. Он и упал-то некрасиво, без должного изящества, а потом дверь посмел захлопнуть. Богуслава толкнула ее, но та не поддалась. Пахло кровью. И пятна ее рассыпались по ковру… красиво, пожалуй. Присев, она потрогала ближайшее, понюхала пальцы, удивляясь чудеснейшему аромату. И как прежде она не замечала его? Он лучше всяких иных… Богуслава провела пальцами по щеке. И по второй. И по шее тоже. Тронула запястья. Вздохнула: она искупалась бы целиком… Чудесная мысль! Великолепная просто! Богуслава вскочила, озираясь… конечно. Ванна. Ванна, наполненная кровью до самых краев, и она, Богуслава, в ней… Не здесь. Противный звук слышали. Явятся. Не поймут. Красивых людей часто не понимают или же понимают превратно. Следовательно, ей нужно уйти… куда? Куда-нибудь… Туда, где Богуславу не найдут… и где есть ванна… и кто-нибудь, кто отдаст свою кровь, чтобы Богуслава стала еще краше. Она вышла из квартиры, аккуратно прикрыв дверь. Оглянулась. И направилась к черной лестнице, почти здраво рассудив, что полиция двинется по парадной. Она никого не встретила на своем пути. И из дому выбралась незамеченной… Близился вечер. И улочка обезлюдела. Жаль. Богуславе нужен был кто-то живой и с кровью. Она шла… и шла… и долго шла. И редкие прохожие, встретив женщину в грязном платье спешили убраться с ее пути. Она же спешила, понимая, что вот — вот опоздает… что уже опаздывает… луна вновь наливалась цветом, становясь похожей на крупное белое яблоко. Когда-то Богуслава любила подобные. Раньше. Она подхватила юбки, которые мешали, и бросилась бегом, на зов луны, на голос той, которая обещала ей долгую жизнь… …и корону княгини Вевельской… …корона Богуславе нужна. Она ведь красива, много красивей купчихи. — Конечно, — согласилась тень, вытягиваясь на дорожке черной змеею. — Совершенно несправедливо… — Мы ее убьем? — Нет. — Выпустим всю кровь, — Богуслава остановилась. — Выпустим, — тень поднялась. — Непременно выпустим… Она вдруг поплыла, вновь меняя обличье, становясь плотной, тяжелой. И порыв ветра донес до Богуславы острый звериный запах. Она очнулась, всего на мгновенье, и успела удивиться тому, что находится не дома, но в лесу… или в парке? Определенно, в парке. Вон и фонари загораются. До них недалеко, с десяток шагов, но сделать их не позволят. — Ты… — Богуслава смотрела в желтые глаза твари, похожие на две луны. — Ты не можешь меня убить! У нас с ней договор! Я нужна… |