Онлайн книга «Ленька Пантелеев»
|
— Тыр-тыр-тыр, — смешно передразнил он ее. Потом постоял, ничего не сказал и, резко повернувшись, ушел в дом. Александра Сергеевна переглянулась с сыном. — Сумасшедший какой-то, — пробормотал Ленька. Но старик уже появился на пороге, выволакивая длинные обглоданные весла и железные уключины. — На, держи, — приказал он Леньке и направился к лодке. — Только, дедушка… — кинулась к нему Александра Сергеевна. — Я должна вас предупредить… Перевернув лодку и наваливаясь на нее животом, он уже толкал ее в воду. — Дедушка, вы слышите? — кричала Александра Сергеевна. — У меня нет денег!.. Но я — вы не бойтесь — я заплачу вам!.. — Чего ты? — сказал он, выпрямляясь и смахивая со лба взмокшую прядку волос. — Я говорю: вы не беспокойтесь, дедушка! Денег у меня нет, я потеряла их, но я вас как-нибудь отблагодарю. Я вам часы дам или вот — хотите колечко… Отставив в сторону мизинец, она протянула руку. Он наклонился и большим заскорузлым пальцем осторожно тронул маленькую голубую бирюзинку на тоненьком витом колечке. — Это чего? Золото? — Да, дедушка. Чистое золото. — Откедова у тебя? — Это, дедушка, подарок. Это мне покойная мать, когда я еще девочкой была, подарила… Он стоял, придерживая двумя руками лодку, и хмуро смотрел на женщину. — Мать, говоришь? Подарила?.. Ну, ладно, садитесь… И тут, когда Александра Сергеевна добилась своего и взглянула на лодку, которая уже юлила и колыхалась на воде, ее охватила робость. — Дедушка! — крикнула она. — А лодка у вас прочная? — Ась? — переспросил он. — Садись, я тебе говорю!.. — Мама… да садись же! — кричал Ленька. Он уже стоял в лодке и протягивал ей руку. Она вздохнула, зажмурилась, перекрестилась и, придерживая подол юбки, шагнула на шаткие досочки кормовой банки. Через минуту лодка уже развернулась и быстро шла наискось по течению. И опять Ленька не испытывал никакого удовольствия. Страх, который охватил Александру Сергеевну, невольно передавался и ему. Крепко зажмурившись и вцепившись одной рукой в борт лодки, а другой в Ленькино плечо, она поминутно наклонялась, вздрагивала и шептали: — Боже мой, боже мой, как ужасно, как страшно качает! — Мама… да где же качает? — сердился Ленька. — Ты посмотри — ни одной же волны нет! Старик уверенно, легко, по-молодому работал веслами. Иногда он взглядывал на Александру Сергеевну, усмехался, щурил глаза и качал головой. — Робеешь, баба? Не робей! — вдруг закричал он, показав на мгновение белые крепкие молодые зубы. И почему-то этот веселый крик, прокатившийся эхом по реке, и неожиданная мальчишеская улыбка старика вдруг успокоили Александру Сергеевну. Ленька сразу почувствовал, что рука ее обмякла и уже не так судорожно сжимает его плечо. На правом берегу пристали у каких-то дощатых мосточков. Стоя в лодке и помогая Александре Сергеевне подняться на мостки, рыбак сказал: — Пойдете по левой руке, — наверх. Там деревня Воронино… Оттедова на Большие Соли путь держите. Александра Сергеевна поблагодарила его и стала стягивать с мизинца кольцо. — Ладно, иди, — сказал он, махнув рукой. — Что? — не поняла Александра Сергеевна. — Иди, я говорю, иди, бог с тобой… — Дедушка… нет… как же… — Иди, тебе говорят! — закричал он и так сильно топнул ногой, что заколыхался вместе с лодкой. Ленька услышал, как мать всхлипнула. Она постояла, разглядывая кольцо, потом быстро натянула его на палец, еще быстрее наклонилась и, рискуя упасть в лодку, обняла старика и поцеловала его в загорелый лоснящийся плешивый лоб. — Спасибо вам, дедуся, — сказала она сквозь слезы. — От дура-баба, — засмеялся он, утирая лоб, и опять на несколько секунд блеснули его ослепительно-белые не стариковские зубы. В деревне Воронино Александра Сергеевна и Ленька долго и безуспешно блуждали из дома в дом в поисках подводы. Почему-то никто не хотел ехать. Им пришлось пройти еще полторы-две версты до соседнего хутора, где какая-то лихая баба, соблазнившись полуфунтом сахара и катушкой ниток, которые ей обещала Александра Сергеевна, согласилась доставить их домой. Они погрузились (сделать это было нетрудно, так как весь багаж их на этот раз состоял из бидончика с бордосской жидкостью) и во второй половине дня восемнадцатого июля, на тринадцатый день белогвардейского мятежа, прибыли в Чельцово. …Нянька, выбежав на крыльцо, рыдая, упала на грудь Александры Сергеевны. — Ох, матушка… Александра Сергеевна!.. Ох, бедненькая вы моя!.. Золотце… Ягодка… — Что? Что? — говорила, бледнея, Александра Сергеевна. — Что-нибудь случилось? Дети? Но они уже, смеясь и плача, сами бежали ей навстречу. Опять Леньку душили сильные и мягкие объятия, опять чужие и свои слезы, смешиваясь, текли ему за воротник. Умываясь в сенях, он слышал, как нянька говорила матери: — Ведь каких мы тут мук приняли, голубушка вы моя, Александра Сергеевна!.. И за вас-то, бедняжечек, сердце кровью изошло… Ведь мы каждый вечер с ребятами на мельницу ходили смотреть, что в Ярославле делается… — Неужели отсюда видно что-нибудь? — Где уж не видно!.. На полнеба полымя стоит… Уж мы вас, голубчиков, и видеть не чаяли… А они — вот они — приехали!.. Господи, милые мои, и где это вас так изодрало, измочалило?.. Матушка, Александра Сергеевна, а у нас-то тут что творилось!.. Ведь не успели вы, голубчики, уехать, опять эти черти, разбойники, прости меня грешную, нагрянули… Ведь что делалось-то, солнышко вы мое!.. Кровь стынет, вспомнить не могу, слезы душат… Голос у няньки задрожал, она всхлипывала. — Василия-то Федорыча… Кривцова… председателя нашего знали небось? — Господи, ну как же… Что с ним? Скользкий обмылок выскочил из Ленькиных рук. С намыленным лицом, с засученными рукавами он вбежал в горницу. — Что? Няня!.. Что случилось с Василием Федоровичем? Старуха слабо махнула рукой. — Ничего, Лешенька… Иди… Иди, детка, не слушай… И вдруг уронила седую простоволосую голову на стол и заплакала, запричитала так, как умеют плакать и причитать только деревенские бабы: — Зарезали… Зарезали его, окаянные!.. — Насмерть? — закричал Ленька, чувствуя, как сжимается у него горло и заходит сердце. — Посреди улицы… вилами его… топорами… сапогами топтали… — Умер? — чуть слышно выговорила Александра Сергеевна. И, быстро повернувшись к сыну, сказала: — Леша, я очень прошу тебя, выйди, пожалуйста. |