
Онлайн книга «Психология бессознательного»
Я: «Но тогда тебе было очень интересно знать, как аист это сделал?» Ганс: «О, да!» Я: «А как выглядела Анна, когда она пришла?» Ганс (неискренно): «Совсем белая и миленькая, как золотая». Я: «Но когда ты увидел ее в первый раз, она тебе не понравилась?» Ганс: «О, очень!» Я: «Ведь ты был поражен, что она такая маленькая?» Ганс: «Да». Я: «Как велика была она?» Ганс: «Как молодой аист». Я: «А еще как что? Может быть, как Lumpf?» Ганс: «О, нет, Lumpf много больше — капельку меньше, чем Анна теперь». Я уже раньше говорил отцу, что фобия Ганса может быть сведена к мыслям и желаниям, связанным с рождением сестренки. Но я упустил обратить его внимание на то, что по инфантильной сексуальной теории ребенок — это Lumpf, так что Ганс должен пройти и через экскрементальный комплекс. Вследствие этого моего упущения и произошло временное затемнение лечения. Теперь после сделанного разъяснения отец пытается выслушать вторично Ганса по поводу этого важного пункта. «На следующий день я велю ему рассказать еще раз вчерашнюю историю. Ганс рассказывает: «Анна поехала в Гмунден в большом ящике, мама в купе, а Анна в товарном поезде с ящиком, и тогда, когда мы приехали в Гмунден, я и мама вынули Анну и посадили на лошадь. Кучер сидел на козлах, а у Анны был прошлый (прошлогодний) кнут; она стегала лошадь и все кричала — но — но, и это было ужасно весело, а кучер тоже стегал лошадь. (Кучер вовсе не стегал, потому что кнут был у Анны.) Кучер держал вожжи, и Анна держала вожжи, мы каждый раз с вокзала ездили домой в экипаже (Ганс старается здесь согласовать действительность с фантазией.) В Гмундене мы сняли Анну с лошади, и она сама пошла по лестнице». Когда Анна в прошлом году жила в Гмундене, ей было всего 8 месяцев. Годом раньше, в период, на который, по — видимому направлена фантазия Ганса, ко времени приезда в Гмунден жена находилась в конце 5–го месяца беременности. Я: «Ведь в прошлом году Анна была уже на свете?» Ганс: «В прошлом году она ездила в коляске, но годом раньше, когда уже она у нас была на свете…» Я: «Анна уже была у нас?» Ганс: «Да, ведь ты же всегда ездил со мной в лодке, и Анна помогала тебе». Я: «Но ведь это происходило не в прошлом году. Анны тогда еще не было вовсе на свете». Ганс: «Да, тогда уже она была на свете. Когда она ехала в ящике, она уже могла ходить и говорить: «Анна». (Она научилась этому только 4 месяца назад.) Я: «Но она тогда ведь не была еще у нас». Ганс: «О, да, тогда она все — таки была у аиста». Я: «А сколько лет Анне?» Ганс: «Осенью ей будет два года; Анна была тогда, ведь ты это знаешь?» Я: «А когда же она была у аиста в аистином ящике?» Ганс: «Уже давно, еще до того, как она ехала в ящике. Уже очень давно». Я: «А когда Анна научилась ходить? Когда она была в Гмундене, она ведь еще не умела ходить». Ганс: «В прошлом году — нет, а то умела». Я: «Но Анна только раз была в Гмундене». Ганс: «Нет! Она была два раза; да, это верно. Я это очень хорошо помню. Спроси только маму, она тебе это уже скажет». Я: «Ведь это уже неверно». Ганс: «Да, это верно. Когда она в первый раз была в Гмундене, она могла уже ходить и ездить верхом, а уже позже нужно было ее нести… Нет, она только позже ездила верхом, а в прошлом году ее нужно было нести». Я: «Но она ведь только недавно начала ходить. В Гмундене она еще не умела ходить». Ганс: «Да, запиши себе только. Я могу очень хорошо вспомнить. Почему ты смеешься?» Я: «Потому, что ты плут, ты очень хорошо знаешь, что Анна была только раз в Гмундене». Ганс: «Нет, это неверно. В первый раз она ехала верхом на лошади… а во второй раз» (по — видимому, начинает терять уверенность). Я: «Быть может, мама была лошадью?» Ганс: «Нет, на настоящей лошади в одноконном экипаже». Я: «Но мы ведь всегда ездили на паре». Ганс: «Тогда это был извозчичий экипаж». Я: «Что Анна ела в ящике?» Ганс: «Ей дали туда бутерброд, селедку и редиску (гмунденовский ужин), и так как Анна ехала, она намазала себе бутерброд и 50 раз ела». Я: «И она не кричала?» Ганс: «Нет». Я: «Что же она делала?» Ганс: «Сидела там совершенно спокойно». Я: «И не стучала?» Ганс: «Нет, она все время ела и ни разу даже не пошевелилась. Она выпила два больших горшка кофе — до утра ничего не осталось, а весь сор она оставила в ящике, и листья от редиски, и ножик, она все это прибрала, как заяц, и в одну минуту была уже готова. Вот была спешка! Я даже сам с Анной ехал в ящике, и я в ящике спал всю ночь (мы на самом деле года два назад ночью ездили в Гмунден), а мама ехала в купе; мы все время ели и в вагоне, это было очень весело… Она вовсе не ехала верхом на лошади (он теперь уже колеблется, так как знает, что мы ехали в парном экипаже)… она сидела в экипаже. Это уже верно, но я ехал совсем один с Анной… мама ехала верхом на лошади, а Каролина (прошлогодняя прислуга) ехала на другой… Слушай, все, что я тебе тут рассказываю, все неверно». Я: «Что неверно?» Ганс: «Все не так. Послушай. Мы посадим ее и меня в ящик [40] , а я в ящике сделаю wiwi. И я сделаю wiwi в панталоны, мне это все равно, это совсем не стыдно. Слушай, это серьезно, а все — таки очень весело!» Затем он рассказывает историю, как вчера, о приходе аиста, но не говорит, что аист при уходе взял шляпу. Я: «Где же у аиста был ключ от дверей?» Ганс: «В кармане». Я: «А где у аиста карман?» Ганс: «В клюве». Я: «В клюве? Я еще не видел ни одного аиста с ключом в клюве». Ганс: «А как же он мог войти? Как входит аист в двери? Это неверно, я ошибся, аист позвонил, и кто — то ему открыл дверь». Я: «Как же он звонит?» Ганс: «В звонок». Я: «Как он это делает?» Ганс: «Он берет клюв и нажимает им звонок». Я: «И он опять запер дверь?» Ганс: «Нет, прислуга ее заперла. Она уже проснулась. Она отперла ему дверь и заперла». Я: «Где живет аист?» Ганс: «Где? В ящике, где он держит девочек. Может быть, в Шёнбрунне». Я: «Я в Шёнбрунне не видел никакого ящика». |