Онлайн книга «Уход на второй круг»
|
«У всех есть шансы, пацан! Только ты ему их не оставил! Сыну моему не оставил!» «Сёма, пожалуйста!» «Это не так!» «Да я тебя засужу, ясно? Засужу к собакам!» «Семен Евгеньевич! Ну перестаньте! Теть Зин, уходите, а! Я сам». Потом были шаркающие шаги, крики, угрозы — все удаляющиеся. И каждым звуком вколачивающие в него по гвоздю. Ни одного живого места. А следом — наступившая тишина до свиста в ушах. «У него не было шансов, я его не убивал», — попытка оправдать себя — перед этим светловолосым гигантом напротив или перед собой? Если повторять достаточно часто, то можно поверить. «Да? У меня вот другое мнение. Я его сюда живого вез. В сознании. Живого, бл*!» «Ну хотите, подавайте в суд, пусть расследуют». «Думаешь, прикроют? Так хрен. Не тот случай, хирург. Вы тут друг за друга, все покрываете, считаешь, у нас по-другому? Я от вашей больнички камня на камне не оставлю, все разнесу, а ты сядешь. Гарантирую». «Да? Ну, удачи». И уйти самому. Шаг за шагом — в себя, в реальность, в утро, которое вступило в свои права. Парамонов раскрыл глаза, понимая, как дико болит голова. После этих кошмаров голова болела всегда — никакое похмелье не сравнится. Впрочем, если подумать, и напивался он для того, чтобы считать, что эти боли — лишь последствия возлияний, но никак не разрушающих его ночей. Он чувствовал себя слабым. Слабым в своей вине, которая костью в горле застряла — большой рыбной костью. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. А встань с кровати — и снова можно делать вид, что прошлое не владеет им. Что довлеющее значение имеет он сам, но никогда — его сны. Глеб медленно доплелся до кухни. Выпил воды прямо из носика чайника. И заставил себя вступить в этот день. Все-таки вступить, не давая себе поблажек. Часы показывали 6:43. А значит, пробежка, душ, завтрак. И к моменту окончательного пробуждения он уже просчитывал вероятность завтрака с Басаргиной. Рейс из Варшавы ее авиакомпании прибывает в 8:50. Потом у нее разбор полета и какая-то ведомая только пилотам бумажная волокита, совершенно ему не интересная. А значит, увы, им светит только обед! За месяц — считанные встречи, но сутками напролет не вылезая из постели. Будто бы он мальчишка, впервые дорвавшийся до секса. Будто у нее до него никого не было. Познание друг друга — физическое познание — увлекательнейший процесс. Игра, в которую оба включились с полной самоотдачей. Он и сейчас помнил ее запах и вкус. Узнал бы с завязанными глазами только по колебаниям воздуха вокруг ее тела. И ощущение обостренности чувств, как у слепого, ему нравилось. И то, как она давала ему себя, ему нравилось тоже. Жажда не уходила — с каждым днем становилась все сильнее. Иссушала, заставляла испытывать мучительную усталость вдали от нее. Она в рейсе — а он в смене. И в это время вспоминал о ней куда чаще, чем требовалось. Намерения и побуждения давно позабылись в этом круговороте чувственности и зависающей в ожидании на неопределенное время их встреч реальности. А когда случайно вспоминал, зачем все это затеял, — откладывал на потом, на другой раз. Нафига, если все хорошо? Если только и хочется, что выдыхать ее имя, когда приезжает со своих чертовых смен и первым делом мчится к ней, едва увидев во дворе машину. Впрочем, теперь у него появился новый бонус — знать ее график. Понимать, в чьем небе она летит каждую минуту. Он чувствовал себя машиной. Только совсем иначе, чем раньше. Мало спал, много ел, сутками на работе, сутками с ней. И при этом усталость уходила. Сковывающая члены и мозг оглушенность, которая наваливалась в непереносимости жизни, исчезла. Едва только губы касались ее губ, и ей в рот он мог горячо и влажно шептать: «Ксёны-ы-ыч». А потом, часы спустя, как машина, выключался на пару часов перед рассветом, давая хоть немного отдыха и себе, и ей. Месяц. Такой месяц, какого у него давно не было. А может быть, никогда не было. Месяц, подаривший ему право и возможность в выходной день забить на все дела и на ее сдержанность в реальной жизни, такую непохожую на раскованность в постели. И отправиться в Жуляны, чтоб встретить. После пробежки, душа и завтрака. Привык и не хотел отпускать. Какая-то новая плоскость, в которую он после Веры уже не попадал. Впрочем, и с ней такого в его голове не творилось от одной мысли о сексе. В час дня Парамонов припарковал машину у аэропорта. Выбрался из нее и среди галдящих вокруг людей и прибывающих и отбывающих автомобилей стал оглядываться в поисках ее танка Инфинити. Чтобы понять: здесь она или уже уехала. Выдохнул с облегчением: авто стояло в другом ряду, но совершенно точно было ее. А потому он забрался обратно в свой спорткар — бдеть. Он увидел ее минут через сорок. Она сосредоточенно катила по тротуару свой чемодан, а рядом деловито шел с ней в ногу мужчина — «мечта всех баб»: высокий и в форме. Они о чем-то говорили, вернее, говорил он. Эта парочка подошла к машине Ксении, она открыла багажник, но поставить в него чемодан не успела — пилот перехватил его и отправил в машину сам. А после так же быстро и уверенно перехватил за талию Басаргину и притянул к себе. Судя по движениям Ксении, она пыталась оттолкнуть его от себя, но мужские руки держали крепко. И все. Перекрыло. Наблюдать стало невозможно — да и что наблюдать-то? Как она выдирается? Вспомнил себя, когда красавец в погонах летел в февральскую слякоть, держась за нос. И почувствовал, как холодный воздух еще сильнее распаляет злость. Так бывает — чтоб от холода становилось горячо? — Твою ж мать, — гундосо выдыхал от неожиданности пострадавший, продолжая прижимать пальцы к лицу. — Еще раз увижу — убью нахрен! — прорычал Глеб, наклоняясь над пилотом. В том, что повержен пилот, сомневаться не приходилось. — Ты кто такой? — Тебя не касается. Вали! — Совсем с ума сошел, — сердито сказала Ксения Глебу и наклонилась к Фризу, протягивая руку. — Вы живой? Машина ваша далеко? — Это твое счастье? — прокряхтел Игорь, кивнув на Парамонова. — Типа… — Сочувствую. Скажешь, когда надоест. Фриз встал без ее помощи. Смерил Глеба еще одним взглядом и хмыкнул, отчего у того снова зачесались кулаки, но и отвечать смысла не видел. Не маленький. Просто смотрел, как пилот уходит все дальше по парковке. И не решался выяснять: надоест? — Нахрена ты влез? — спросила Ксения, тоже провожая взглядом командира. — То есть должен был не лезть? — осведомился Глеб, чувствуя, как нарастает раздражение. — Да ты вообще ничего не должен, — возмутилась она и, наконец, посмотрела ему в лицо. — Вот как? — так надоест или нет? Или этот вопрос теперь не актуален? Он хмуро кивнул. — И то, что он тебя лапал, меня волновать тоже не должно было? — Во-первых, он меня не лапал. А во-вторых, по какому праву ты считаешь возможным размахивать кулаками? |