
Онлайн книга «Уход на второй круг»
— По какому праву? — Парамонов навис над ней, внимательно глядя в глаза. Нифига не находил того, что по идее должен был найти после месяца траха. И сердился теперь уже не на летчика-испытателя его нервов, не на Ксению — а на себя. Забывчивость — дурное свойство человеческой головы. Наклонился еще ниже и проговорил: — Наверное, по тому же, по которому влез по осени в твою квартиру. Меня прет спасать нуждающихся. — Я не нуждаюсь! — выдохнула она зло. — Я видел другое! Прости, меня так воспитали! — Лучше бы тебя научили включать мозг. — То есть я еще и тупой? Ну да, естественно, — заржал он, мрачно рассматривая Ксению, — идиот, которому мозга не хватило. Только учти, я и правда никаких прав на тебя не заявлял. Я всего лишь отшвырнул хама. Или он не хам? — Вот сейчас — ты не поймешь. — А ты объяснять не пробовала! — Я объясню! — рявкнула Ксения. — Ты сейчас дал в морду командиру моего экипажа. А у меня послезавтра рейс. Вот только не знаю, состоится ли он. Или меня отстранят. Что его остановит снять побои и накатать жалобу, а? Она резко развернулась и дернула дверцу, села в кресло, завела двигатель. Парамонов рванул к ней и, не давая закрыться, выкрикнул: — И поэтому ты терпишь шантаж? Или, может, тебя это положение вещей устраивает как плата за полеты? — Не твое дело! — Мое дело тебя трахать? — Можешь не трахать, — ответила она спокойно и захлопнула дверцу, отгородившись от Глеба. Несколько мгновений он позволял себе стоять, сунув руки в карманы куртки, смотреть, как ее машина плавно выезжала с парковки, и злиться. Злиться молча, ощущая, как эта злость продолжает распространяться по телу. В то время, как хотелось орать и колошматить вокруг все, что попадется. Поставила на место. Ксения поставила его на место. Она сделала именно то, чего он хотел в самом начале их отношений. Еще с утра это вспоминалось как нелепица. А теперь… его поимели. — Поимели, Парамонов, — процедил Глеб сквозь зубы. Дебильная привычка говорить с самим собой. Чего еще ждать от сумасшедшего? У Ксении Басаргиной полеты и командир экипажа. Куда там фельдшеру, который живет на земле без кожи? Содрал с себя когда-то. Оказалось, это не смертельно. Больно, мучительно, грозит инфекциями и кровотечениями, но не смертельно. Вот сейчас царапнуло. Их разделяли два лестничных пролета и двадцать четыре ступеньки. Тысячи метров между небом и землей и его койка на станции скорой помощи. Непреодолимое расстояние. Глеб выругался и посмотрел наверх, в непроглядную серую высь. Туда, где летали ее самолеты. Следующее, что сделал, — ломанулся к своей машине. Запрыгнул внутрь, выхватил телефон и уставился на дисплей. Петрусь отпадает. Жена и ребенок. Илонка тоже. Даже несмотря на то, что ее-то он может трахать, чувствуя себя человеком. Какие еще варианты? Разве они есть? Он один. Выгнал всех. Молодец, чё! Парамонов заржал в голос и долбанул по рулю. Он хотел возвращения! Он, мать вашу, хотел возвращения! Назад! В жизнь! В нормальную жизнь, где ночами его не преследуют голоса, где на него не смотрят как на мусор, где он живой человек, который много чего может и умеет. И, будучи атеистом, чувствует себя всемогущим — спасать жизнь дано не каждому. «У тебя волшебные руки, Глебыч», — однажды сказал ему Осмоловский. Сам сказал — сам подставил под сомнение. Сам вышвырнул — нашкодившего щенка, который мнил себя полубогом. А вот сейчас он на месте. С волшебными руками. И волшебным пенделем, придавшим ему ускорения в яму. Пора бы уже успокоиться и не рыпаться. Не изображать из себя того, кем не является, оставленного даже не в прошлом — в другом измерении. Бар по пути встретился вполне ожидаемо. Кто-нибудь замечал, что эти чертовы бары встречаются в любом направлении, по какому ни двинься? Главное — способность их увидеть и готовность в них идти. Парамонов, гребаный фельдшер, был готов. Только затем, чтобы потом, поздней ночью, не нужно было искать себе оправдания, когда ноги снова понесли его не в собственную квартиру, а наверх. Чтобы не считать себя слабаком, привыкшим к унижениям, но просто банальной пьянью, которой до лампочки, где орать благим матом. Лишь бы выкричать из себя — просто выкричать. Пьяный вдрызг, настолько, что самому противно, он стоял, держась рукой за стену, иначе вело. И сильно вжимал кнопку звонка у двери. — Попробуй не открыть, попробуй только… — бормотал он и тут же истерично вскрикивал: — Ксёныч! Ксё-ныч! Она открыла. Молча отошла в сторону, впуская его в квартиру. Глеб ввалился следом, по-прежнему держась за стену. Но едва взгляд оторвался от пола и поднялся к ней — мутный и вялый — на дне глаз полыхнуло. И он ухватил ее за плечи, дергая на себя. — Я подумал! Трахать лучше, чем не трахать, — важно сообщил он и заржал. — Глубокая мысль. — Да? Ну пусть… Пошли? — Иди, — кивнула Ксения. — Сейчас дверь закрою, приду. — Ксюш, ты же не спишь с ним? — мотнул он головой. — Пьяный придурок, — усмехнулась она, потянувшись к замку. — Нее… я не пьяный… я вещь… или это… типа коврика… надо тебе, а? Буду тут, под дверью, тебе понравится. Ты же так ко мне, да? — и кажется, отпустив ее, он всерьез вознамерился развалиться в прихожей. Она повернулась к нему и, зная, что все равно не осознает и вряд ли даже слышит ее, не сдержалась: — Не понравится! — Че? Вполне коврик! — Спать иди ложись! — велела она. — Как все нормальные люди, слышишь? — А я — не нормальные, — пробубнил Парамонов, послушно поднимаясь с пола и при этом правда очень мало напоминая хоть что-то нормальное. — Куда ложиться-то? — Люди спят в кроватях, — устало объяснила Ксения. — Аааа… так вот, где спят люди… Вот как оно… а я-то думал… — некоторое время он смотрел на нее с самым задумчивым видом. А потом кивнул и, шатаясь, поплелся в комнату, намереваясь занять ее кровать. Молча, без пререканий. Но понурив плечи так, будто тащил на себе целый мир. Она наблюдала за его перемещениями, прислушивалась к беспорядочным звукам, доносившимся из комнаты, и только когда услышала скрип кровати и вскоре раздавшееся сопение, разложила в кухне диван. Подушка с одеялом нашлись в кладовой. И устроившись, наконец, на ночлег, Ксения заснула, словно провалилась в пустоту без сновидений. За окном было уже светло, когда она открыла глаза. Долго лежала, разглядывая паутину в одном из углов потолка. Равнодушно отметила, что надо будет снять. В квартире было тихо, и оставалось лишь гадать, не ушел ли Глеб посреди ночи. Но дальше об этом думать не стала. В конце концов, Ксения поднялась, собрала постель, поставила вариться кофе — все у нее выходило бесшумно и аккуратно. Легко упорядочивать жизнь, если отвечаешь только за себя. Как только в нее вмешиваются другие — начинается хаос. И всё, так или иначе, заканчивается мордобоем. |