Книга Средь бала лжи, страница 33 – Евгения Сафонова

— Гирен, — устало сказал Арон, — просто загляни в телескоп, пожалуйста.

— Просто, мхм, непорядочно как-то будет по отношению к Таше…

— Гирен, я прошу тебя в последний раз. По-хорошему прошу.

Старик, дёрнув плечом, фыркнул: даже фырканье его подозрительно напоминало «мхм».

— Ладно… будем считать, что просьба Возлюбленного Богиней снимает с меня грех клятвопреступления. — Подвинув кресло к телескопу, он приник глазом к окуляру. — С кого начинать, ваше Зрящество?

— Таша.

— Как я и думал. — Одной рукой господин Гирен крутанул рычажки телескопа — пока пальцы второй чертили странные знаки, повисавшие в воздухе сплетением зыбких прозрачных линий. — Угу, угу… мхм… О-па, даже так… в общем, — вынес вердикт старик, отстраняясь от окуляра, — красавица наша по Зачарованному лесу бредёт.

— По Зачарованному лесу?..

— Ага. С Алексасом под ручку. Или с Джеми, кто их знает. Мхм… Выглядит вполне себе сносно. Счастья немеряного на лице незаметно, но и следов ужасных страданий — тоже.

Арон непонимающе смотрел на телескоп.

— Она не в Арпагене, — медленно произнёс он.

— Мхм, — подтвердил господин Гирен.

— Она не дождалась меня.

— Женщины, — философски заметил звездочёт.

— И что им понадобилось в Зачарованном лесу?

Старик прямо-таки расцвёл ехидной улыбкой.

— А то ты не догадываешься, мхм, зачем в её случае можно к феям стремиться? И к их источнику? — Он задумчиво прищёлкнул языком. — А Алексас с Джеми умные парни, ишь ты… похоже, дружище, детки выросли и решили, что вполне смогут обойтись без тебя. И даже оказались правы. Хотя бы в этом.

Арон смотрел на телескоп так, словно впервые в жизни видел подобный предмет.

— Таша не могла так поступить, — вымолвил он потом. — Она бы меня не ослушалась.

— Знаешь, молодые люди порой могут быть демонски убедительны. Особенно такие, как Алексас. Да ещё кубок этот… оно, мхм, всегда так бывает. — Господин Гирен похлопал собеседника по руке: успокаивающе, слегка снисходительно. — Дети вырастают, начинают бунтовать против родителей…

Взгляд амадэя мог кого угодно напугать своей непроницаемостью — но звездочёта этим было явно не пронять.

— Когда мы встретимся, у нас с Алексасом будет долгий разговор, — невыразительно пообещал Арон. — Хорошо. Теперь Лив.

— Момент. — Господин Гирен снова приник глазом к окуляру, крутя рычажки и вычерчивая руны. — Ага. Та-ак… а вторая наша красавица в этот самый момент выезжает из Келтона. По дороге к Фар-Лойлу. Должно быть, ездила к кому из тамошних магов, чтоб тот ей сестрёнку помог найти…

— Она возвращается сюда?

— Мхм, — утвердительно кивнул звездочёт. — Думаю, ночью дома будет.

— Отлично. Утром сможешь ещё раз заглянуть?

— Приятно, мхм, что хоть из вежливости спрашиваешь, а не даёшь сразу телепатией по мозгам…

— Ты же мой друг, в конце концов, — мягко напомнил амадэй.

Старик медленно отстранился от телескопа.

— Мне, мхм, одно интересно, — задумчиво протянул он. — Ладно Таша… но Лив-то где «зеркальце Лиара» взяла?

Арон, прикрыв глаза, качнулся на месте, переступив с мысков на пятки.

— Не знаю, — просто ответил он, прежде чем отвернуться. — Но надеюсь скоро узнать. — И направился к выходу. — Спасибо, Гирен. Ты мне очень помог.

Старик следил, как он уходит.

Тяжёлым взглядом.

— Мхм. Ещё бы, — буркнул он наконец в закрывающуюся дверь. — Ты ведь так боишься расстроить свою любимую Ташу тем, что не уберёг её маленькую дурочку-сестру…

* * *

— И почему же ты не спрашиваешь меня, отчего я ничего тебе не рассказал?

— Потому что сама прекрасно понимаю, что в жизни тебе не поверила бы.

Алексас удовлетворённо кивнул:

— Приятно, когда тебя понимают.

Таша мрачно опустила взгляд, глядя под ноги, пытаясь разобраться в себе. И не только в свежевозвращённой памяти.

Она долго шла по тропке, ведущей прочь из Леса, прежде чем наконец заметила впереди знакомую долговязую фигуру. А когда заметила, не раздумывая, побежала к ней; только вот дорогой поймала себя на мысли, что не знает, чего ей хочется больше — врезать Алексасу как следует или кинуться ему на шею.

Остановилась в итоге на демократичной вежливой улыбке и дозволении взять себя под руку, дабы сопроводить обратно в город.

— А блок на вашем сознании, видимо, слетел вместе с концом Двоедушия? — спросила Таша, без труда сведя концы с концами. — Арон же стирал вам память о «Венце»…

— Видимо.

— И зачем ты вернул мне память? Сейчас, так рискуя? Могли бы дождаться Арона.

— По многим причинам. — Алексас отсалютовал стражникам, готовившимся запирать ворота на ночь. — Хотя бы потому, что Арон может прийти совсем не так скоро, как ты думаешь.

— Это ещё почему?

— Он говорит тебе далеко не всё из того, что знает. А Джеми, ещё находясь в Фар-Лойле, смог сделать кое-какие выводы. Это не обычный тиф, это хворь, насланная на деревню специально.

Таша пристально всматривалась в спокойное лицо Алексаса. Свет уличных фонарей играл на нём матовыми бликами.

Догадаться, куда ведёт этот разговор, труда не составило.

— Специально? — повторила она, когда кожу стянули мурашки: не то от холода, не то от странного предвкушения. — Ты хочешь сказать… Лиар?

— Часть игры. Да.

Наверное, Таше положено было испытать страх — но она испытала облегчение.

Враг заиграл в открытую.

Наконец-то.

— Ясно, — тихо произнесла она. — А какие ещё причины?..

— Трудно защищать человека, не знающего, от чего его приходится защищать — вторая. Помня, что ты оборотень, ты и сама себя способна защитить — третья. Четвёртая — связываться с Герландом, когда ты не помнишь, кто он такой, было бы крайне проблематично.

— А зачем нам Герланд?

— Ты же сама высказала догадку о связи Кэйрмиль с «Венцом». Какой бы неубедительной ни была эта версия, её стоит проверить.

— И на том спасибо… Но сначала, — вспомнив одну вещь, Таша требовательно дёрнула его за рукав, — мы навестим Гаста.

— Зачем?

— Хочу убедиться, что он в порядке.

— Детские чувства не умирают? — колко заметил Алексас.

— Даже если так, тебе-то что? — парировала Таша.

Отпираться она не собиралась. Активнее всего отпираются те, кого подлавливают на чём-то сокрытом. Поскольку в данном случае скрывать было нечего, Таше оставалось только утешать себя тем, что каждый мыслит в силу своей испорченности.