Книга Великолепная Лоуренс, страница 40 – Марина Рябченкова

— Это ни к чему, — нарочито вежливо сказала я. Смотрю ему строго в глаза. — Я только хотела убедиться, чья эта пешка и для чего она нужна.

Больше мне с этим человеком говорить не о чем.

— Вам для этого понадобилось много времени, — нагло выкрикнул он мне в спину. Я остановилась. — Пешка сделала свое дело. Какая теперь разница…

Оставляя позади глухой стук каблуков, я наконец покинула стены банка Илсити.

К вечеру в Данфорд вернулся Клайд Коллинс.

Увидела теплый взгляд синих глаз и потеряла голову. Взбежала по лестнице к его дому и, к недовольству прохожих, бесстыже припала к его губам.

— Анна, — прохрипел он и за талию втянул меня в двери многоквартирного дома, подальше от глаз случайных прохожих на закате дня. Прервал поцелуй и с тревогой посмотрел мне в глаза:

— Что с твоим лицом?

— Ерунда, — отмахнулась я. Опять примкнула к мужчине в поцелуе.

Проходит мгновение, за ним другое… Мы достигли дверей квартиры Клайда, а ведь Генри Фриц никогда прежде не позволял нам зайти так далеко.

Я пальцами вцепилась в рубашку Коллинса, вытягиваю ее из-под пояса брюк. Чувствую, как губы мужчины спустились к шее и кровь в венах раскалилась. Я почти поверила в возможность уединения, когда из темноты коридора раздался чей-то голос:

— Мисс Лоуренс, вам лучше вернуться на улицу, — предостерег незнакомец.

Суровый взгляд серьезного джентльмена внимательно следит за нами.

— Где Генри? — спрашиваю я.

— Теперь я выполняю обязанности мистера Фрица. Это все, что вам нужно знать, — с холодком объявил человек в черной шляпе.

Смотрю на Коллинса. Еще никогда прежде я не видела такой хмурый и злой взгляд на его лице.

Вдруг щелкнул дверной замок, и Клайд одним быстрым движением втянул меня через дверной проем, закрыв дверь перед самым лицом детектива, который в последний момент понял свою ошибку.

Я в восторге!

Я с силой прижимаюсь к губам Коллинса и на ходу срываю рубашку с его плеч.

Чувствую жар его дыхания. Ощущаю тепло его ладоней на своей коже. Вдыхаю запах его парфюма. Головокружительные ощущения, от которых кровь в венах неминуемо раскалилась до жара вулканической лавы. Я горю.

Не прерывая поцелуй, Клайд опрокинул меня на постель.

Грохот в дверь скоро прекратился, или мы перестали его замечать…

Обнаженная, отдыхаю в мягкости подушек и белоснежных простыней. Умиротворенная, вдыхаю ночную прохладу воздуха открытого окна. Мои пальцы лениво касаются пальцев его крепкой руки, пока те не сомкнулись, плотно удержав мою руку в своей ладони.

— Что случилось с твоим лицом? — спрашивает Клайд.

— Неудачное падение, — сказала я. Пока мужчина не задал новый вопрос, взгромоздилась ему на грудь и прямо сказала то, о чем Клайду действительно следует знать:

— На какое-то время мне придется остаться в доме Хэнтона. Таковы его условия, иначе Джон оставил бы меня в больнице, как хотел того врач.

Взгляд Коллинса стал хмурым.

— Почему врач хотел, чтобы ты осталась в больнице?

— Из-за шеи. После неудачного падения… стало хуже.

Мужчина нежно провел пальцами по моему лицу. Так приятно, что глаза сами собой прикрылись от удовольствия.

— А теперь расскажи мне, что случилось с тобой на самом деле, — мягко попросил меня Клайд.

Мои глаза открылись… Я рассказала ему все как есть. Честно.

Когда мы с Клайдом вышли из квартиры, детектив ждал нас. Хмурый и злой, мужчина велел сесть в его машину.

Безропотно подчиняюсь.

На Северо-западную, шесть Коллинс поехал вместе со мной.

В особняке нас не встретили ни дворецкий, ни сам Хэнтон.

— Миссис Дэвидсон? — удивилась я тому, что в такое позднее время эта женщина все еще здесь.

Женщина тепло улыбается, но не мне. Она узнала доктора Коллинса. Клайд поприветствовал ее, обратившись к ней по имени. Я нахмурилась.

Когда появился дворецкий, он проводил нас в гостиную, на ходу распорядившись о теплом чае, а потом вернулся в холл, туда, где его ждал детектив.

Я не осталась в гостиной. Пока Коллинс и миссис Дэвидсон говорят о чем-то, из дальнего угла холла наблюдаю, как мистер Батлер и детектив молча поднимаются вверх по лестнице. Когда шаги перестало быть слышно совсем, я вернулась обратно.

— Доброй ночи, мисс Лоуренс, — сказала мне миссис Дэвидсон. С некоторым замешательством смотрю ей вслед.

Клайд склонился перед медицинской коробкой на низком столе.

— Анна, сядь на диван, — попросил меня он.

— Нет, — сказала я, когда увидела, как Коллинс взял в одну руку шприц, а в другой держит ампулу.

— Мисс Лоуренс, сядьте на диван, — решительно повторил он. Я нахмурилась.

Теперь мы смотрим друг на друга.

Передо мной не Клайд… Со мной сейчас говорит доктор Коллинс.

Какая-то сила заставила меня подчиниться. Я села.

Мужчина склонился ко мне.

— Ты работал с Долорес? — спрашиваю я. Скривилась, когда холодная игла вошла мне в вену.

— Да, — спокойно сказал Клайд. Убрал шприц. А потом он поднял на меня взгляд, нахмурился и добавил:

— Выброси из головы эти глупости.

Я хотела оправдаться, но в гостиной появился Джон Хэнтон. У него только слегка растрепаны волосы и немного смята рубашка. У мужчины уставший взгляд.

— Мистер Коллинс, — заговорил Джон. — Увидеть вас в своем доме для меня сюрприз. Не могу сказать, что приятный.

Затем взгляд мужчины обратился ко мне.

— Анна, — без улыбки поприветствовал меня Джон.

Я тоже не улыбнулась, но кивнула в ответ.

Когда Хэнтон прошел мимо меня к камину, я почувствовала за ним едва уловимый шлейф приятных женских духов. Мой взгляд уткнулся в его лицо и рубашку в попытках найти след от красной помады или другие доказательства своей догадки… Джон плеснул в бокалы виски, один бокал протянул Коллинсу.

Мужчины ведут негромкий диалог, мирный на первый взгляд, а я остаюсь на диване. Взгляд мой метнулся к холлу.

Мне зачем-то стало важно знать, здесь ли еще эта женщина. Я хочу увидеть ее. Я хочу узнать, кто она… И тут меня пристыдил логичный вопрос собственного рассудка: «Зачем мне нужно это знать?».

Личная жизнь Джона Хэнтона меня больше не касается. Но…

Некоторые обстоятельства остаются вне человеческого контроля, например, чувства. Иногда приходится терпеть их существование и ждать, когда наваждение кончится. А пока этого не произошло, придется стыдиться жгучего укола внезапно возникшей ревности. По-другому никак.