Онлайн книга «Я – выкидыш Станиславского»
|
– А потом они удивляются, откуда берется антисемитизм. Ведь это тройная наглость! В великорусской столице один еврей на площади имени другого еврея ставит памятник третьему еврею! * * * Раневская очень боялась, что ей могут предложить сотрудничать с КГБ – это в то время было распространено. Как отказаться, что делать? Один ее знакомый посоветовал в случае, если такое предложение поступит, сказать, что она кричит во сне. Тогда она не подойдет для сотрудничества и предложение будет снято. Однажды, когда Фаина Георгиевна работала в Театре имени Моссовета, к ней обратился парторг с предложением вступить в партию. – Ой, что вы, голубчик! Я не могу, я кричу во сне! – воскликнула бедная Раневская. Слукавила она или действительно перепутала эти департаменты, Бог знает! * * * В семьдесят лет Раневская вдруг объявила, что вступает в партию. – Зачем? – поразились друзья. – Надо! – твердо сказала Раневская. – Должна же я хоть на старости лет знать, что эта сука Верка Марецкая говорит обо мне на партсобраниях. * * * Внук пришел к Раневской с любимой девушкой и представляет ее: – Фаина Георгиевна, это Катя. Она умеет отлично готовить, любит печь пироги, аккуратно прибирает квартиру. – Прекрасно, мой мальчик! Тридцать рублей в месяц, и пусть приходит по вторникам и пятницам. * * * К биографии предлагаемых ей кур Раневская была небезразлична. Как-то в ресторане ей подали цыпленка табака. Фаина Георгиевна отодвинула тарелку: – Не буду есть. У него такой вид, как будто его сейчас будут любить. * * * Однажды домработница сварила курицу вместе с требухой. Есть было нельзя, курицу надо было выбросить. Раневская расстроилась: – Но ведь для чего-то она родилась! * * * Окна квартиры Раневской в высотке на Котельнической набережной выходили в каменный внутренний двор. А там – выход из кинотеатра и место, где разгружали хлебные фургоны. Фаина Георгиевна с ненавистью слушала знакомые народные выражения рабочих-грузчиков, отчетливо звучавшие на рассвете под ее окнами, а вечером с тоской наблюдала шумные толпы уходящих домой кинозрителей из «Иллюзиона». – Я живу над хлебом и зрелищем, – жаловалась Раневская. * * * Как-то Раневской позвонила Ксения Маринина, режиссер телепередачи «Кинопанорама», хотела заехать. – К-Ксаночка, в-вам не трудно купить хлеба в нашей булочной? – попросила Фаина Георгиевна. – К-Ксаночка, хлеб надо обжечь на огне, а то рабочие на него ссали, – попросила Фаина Георгиевна, когда Маринина пришла. – Все готово – обожгла хлеб, – вскоре сообщила Маринина. – Вы д-долго его обжигали, Ксаночка? Ведь они д-долго на него ссали! – удрученно говорила Раневская. * * * Раневская обедала в ресторане и осталась недовольна и кухней, и обслуживанием. – Позовите директора, – сказала она, расплатившись. А когда тот пришел, предложила ему обняться. – Что такое? – смутился тот. – Обнимите меня, – повторила Фаина Георгиевна. – Но зачем? – На прощание. Больше вы меня здесь не увидите. * * * В Доме творчества кинематографистов в Репино под Ленинградом Раневская чувствовала себя неуютно. Все ей было не так. Обедала она обычно в соседнем Доме композиторов, с друзьями, а кинематографическую столовую почему-то называла буфэт, через «э». Она говорила: «Я хожу в этот буфэт, как в молодости ходила на аборт». * * * Во время войны не хватало многих продуктов, в том числе и куриных яиц. Для приготовления яичницы и омлетов пользовались яичным порошком, который поставляли в Россию американцы по ленд-лизу. Народ к этому продукту относился недоверчиво, поэтому в прессе постоянно печатались статьи о том, что порошок очень полезен, натуральные яйца, наоборот же, очень вредны. Война закончилась, появились продукты, и яйца стали появляться на прилавках все чаще. В один прекрасный день несколько газет поместили статьи, утверждающие, что яйца натуральные очень полезны и питательны. Говорят, в тот вечер Раневская звонила друзьям и сообщала: – Поздравляю, дорогие мои! Яйца реабилитировали! * * * Раневской делают операцию под наркозом. Врач просит ее считать до десяти. От волнения она начинает считать невпопад: – Один, два, пять, семь… – Будьте повнимательнее, пожалуйста, – просит врач. – Поймите, как мне трудно, – начинает оправдываться актриса. – Моего суфлера ведь нет рядом. * * * Раневская, рассказывая о своих злоключениях в поликлинике, любила доводить ситуацию до абсурда. В ее интерпретации посещение врача превращалось в настоящий анекдот. «Прихожу в поликлинику и жалуюсь: – Доктор, у меня последнее время что-то вкуса нет. Тот обращается к медсестре: – Дайте Фаине Георгиевне семнадцатую пробирку. Я попробовала: – Это же говно. – Все в порядке, – говорит врач, – правильно. Вкус появился. Проходит несколько дней, я опять появляюсь в кабинете этого врача: – Доктор, вкус-то у меня появился, но с памятью все хуже и хуже. Доктор обращается к медсестре: – Дайте Фаине Георгиевне пробирку номер семнадцать. – Так там же говно, – ору я. – Все в порядке. Вот и память вернулась». * * * Раневская со сломанной рукой в Кунцевской больнице. – Что случилось, Фаина Георгиевна? – Да вот, спала, наконец приснился сон. Пришел ко мне Аркадий Райкин, говорит: – Ты в долгах, Фаина, а я заработал кучу денег, – и показывает шляпу с деньгами. Я тянусь, а он зовет: – Подойди поближе. Я пошла к нему и упала с кровати, сломала руку. * * * Оправившись от инфаркта, Раневская заключила: – Если больной очень хочет жить, врачи бессильны! * * * Раневская изобрела новое средство от бессонницы и делится с Риной Зеленой: – Надо считать до трех. Максимум – до полчетвертого. * * * Почти полвека проработала Раневская в московских театрах. Шесть лет – в Театре Советской Армии, столько же – у Охлопкова, восемь – у Равенских в Театре им. Пушкина. В начале шестидесятых во время репетиции в этом театре ей сделали замечание: «Фаина Георгиевна, говорите четче, у вас как будто что-то во рту». Напросились. «А вы разве не знаете, что у меня полон рот говна?!» И вскоре ушла. |