Зал, в котором я просидела многие часы, пах, как немывшийся старец, прислоняться к книгам было опасно из-за соображений гигиены, но именно в этом маленьком полуосвещенном помещении, склоняясь под горячей лампой, готовой спалить мне волосы, если я слишком близко мотну головой, я узнала: на самом деле, эльфы не святые, вампиры живут в замках только, если того требует род или профессия экскурсовода, а гномы ценят самогон не меньше эля.
А еще в библиотеке на меня не обращали внимания, хотя я неоднократно приходила с самой эксцентричной девушкой округи. Очевидно, здесь ее давно знали и перестали считать чем-то особенным.
Удивительным оказалось то, что все расы, на которые мы привыкли членить землян, живут неотделимо друг от друга.
Есть города, где культурный слой настолько разнообразен, что приходится признавать официальными лишь несколько праздников, иначе бы каждый день был выходным. Само понятие расы настолько гибко и неуловимо, что если ты увидишь на улице эльфа и назовешь его так, далеко не факт, что ты его не обидишь. Вполне возможно, что этим эльфом может оказаться оборотень, у которого в предках были северные народы.
Я до сих пор не понимаю, как именно надо разделять землян на расы – может быть, такого способа вообще не существует! Все пошло с того, что кто-то когда-то высказал теорию: все населяющие землю народы произошли от одного предка. А значит, если деления нет – земля не будет терпеть противостояний на этой почве. Гениальней ничего придумать не могли – и мое недоверие этой идее закрепил курс библиотечной истории.
Тем не менее: единое название земным жителям дать забыли, поэтому для различения того, кто есть кто (ну правда, гениально), условно всех-всех-всех стали называть людьми, а понятие расы плавно слилось с понятием народа.
Которого расселилось… Здесь я тоже невольно проводила сравнение с небом – маленькое. А народы земли за тысячи лет так перемешались друг с другом, столько перевоевали, столько освоили территорий.
Есть не просто эльфы, есть северные, нижнеустевые, лесные, какие-то еще, и так с каждым народом. Запомнить это, когда они еще себя кучу раз переименовывали (первое время я считала это полезной информацией), представлялось мне невозможным.
Влада вовремя подала правильный пример: лишь пожала плечами, сказав, что «как себя ни назови, козлом останешься». Ее нелестный комментарий о мужчинах избавлял меня от обязанности заучивать географическую местность.
Ведь мне ее знать никогда не нужно было. Путеводным для звезд на земле всегда является заклинатель…
Что у меня действительно получалось, так это языки. Когда Влада услышала, как я читаю отрывок из сказаний на одном из эльфийских наречий, она сначала не поверила ушам.
– Девочка моя, так на этом можно зарабатывать!
Не знаю, что такого поразительного услышала ведьма. Для меня буквы, какими бы они ни были на бумаге, не представляли ничего трудного в произношении. Единственное, что коробило, это обилие этих самых букв. Некоторые знаки встречались только в старых текстах, другие – единственны только для этого языка. И прежде чем я опознаю символы на бумаге, мне надо было услышать, как их говорят…
Однажды я с этим вопросом очень надоела костлявой библиотекарше, и тетенька сунула мне (а по ее словам, подарила) говорящий шар. Смысл этого непроницаемо синего устройства был в том, что на его поверхности нужно было начертить то или иное слово (букву, знак), и шар произносил его мужским и женским голосами, в зависимости от настроек (Я, кажется, даже научилась отличать немоту тритона, что несло у этих морских обитателей существенную смысловую нагрузку, от молчаливости верхних горцев, язык которых в особо печальных случаях мог состоять всего лишь из пяти звуков).
Потом я надоела библиотекарше повторно, и она выдала специальную гибкую трубку, которая одним концом крепилась к шару, а на другом имела нечто вроде небольшого зеркальца – водишь им по строчкам книги, а шар через несколько мгновений тебе это зачитывает.
Только понимать чужую речь мне это нисколько не помогало. К тому же, слышать – одно, а воспроизводить на ином наречии свою мысль – совсем другое. Тут уж тетенька на меня вконец обиделась и вышвырнула со словами, что нет единого средства от всех бед (выразилась она, правда, покрепче, но повторить не смогу – то ли я не разговаривала на этом языке, то ли таких выражений в словарях не встретишь).
Влада, пожурив меня, притащила домой справочники и самоучители, и я уже самостоятельно пыталась освоить языковые минимумы. При этом постоянно мучилась мыслью – зачем придумывать столько всего, когда можно обойтись одним языком? Есть нюансы, которые не передаешь по-другому – и как тогда? В чем смысл такого разнообразия? Если бы его не было, какая-нибудь звезда не корпела бы долгими сутками над объемными томами.
В мире есть более интересные вещи: накормить, к примеру, Владину кошку, которая и не кошка совсем.
Гораздо больше пользы из книжного ада – я имею в виду то здание с бабой-ягой на страже – извлекла Владимира. В конце третьей недели она напоила меня настойкой из концентрированной магии (сказала, что взяла ее из волшебника), и где-то около месяца я натирала все тело мазью – из того же концентрата, а еще сливочного масла и молодой коры дуба (с запоминанием всех ингредиентов мне тоже было несладко). Действие возымело. Кажется… По крайней мере, в меня никто не тыкал пальцем с намерением сообщить всей округе, что я немного не того телесного цвета…
– Какая у вас коса, девушка, – неуклюже кривя губы в улыбке, произнесла торговка, протягивая мне мешок с лекарствами. В порту уже начал завывать ветер, а значит, вскоре после заката он доберется сюда. Я перестала рассматривать рынок.
– Толстая, красная, – продолжала любоваться женщина, чем заставила меня недоуменно опустить взгляд: коса как коса. – Каким-таким средством красили?
– Красила? Это мои волосы, – еще больше удивилась я. Разве их можно красить? Это же как наносить на кожу слой грязи и восхищаться, как тебе эта грязь идет.
– Твои? Ух-ой, не говори ерунды, девица. Не может быть такого натурального красного цвета!
– Вообще-то это медный, – заметила я, положила деньги на прилавок и ушла подальше от этой странной торговки.
– Медные… фих! – услышала я в гуле толпы. А после донесло слабый вздох: – А красивые.
Меня передернуло. Я на секунду даже замерла на месте… Не могу произнести это слово. Зачем она это сказала? Она действительно так думала? Она чувствовала это? Что чувствовала?
Я ощутила, как к горлу подступает размытая тошнота, и поспешила выбраться с площади раньше, чем мне станет совсем худо. Надо просто об этом не думать, успокоиться и все…
Моя коса, наверное, уже отливала кроваво-темным, когда я добралась до постоялого двора. Порт еще журчал всевозможными людскими звуками, в то время как с моря доносились мерные шлепки воды о камень. Воду я слушать не любила – она была единственным местом на земле, которое отражало небо (если, конечно, не повернуть зеркало горизонтально, но кому это надо?..).
