Книга Звездные духи. Дух Января, страница 60 – Ольга Лебедь

Я почти перевела дыхание, как зал зашумел. Было очевидно, что волькийцев кто-то смещал со сцены. Я открыла глаза и запоздало надела очки с нулевыми линзами: меня, конечно, никто не знает, но рисковать не стоило. Вниманием наперебой завладели свечи – синие, красные, зеленых цветов, я их не заметила сразу, слишком увлеченная музыкой и грустными воспоминаниями. В добавление в воздухе вспыхивали голубые светлячки, уже исчезнувшие к концу месяца снаружи Ума.

Девушки взвизгнули, резанув по ушам, а рядом со мной студенты начали подпрыгивать, чтобы лучше видеть – в зале было негде упасть перышку. Я отошла к узорчатому окну, у которого, облокотившись на подоконник, стоял молодой человек с густой шевелюрой (из-за обилия разного освещения я не смогла определить ее цвет). Он безразлично скользнул по мне взглядом и продолжил наблюдать за представлением.

Девушки снова подали голоса. Предмет их восторга взошел на сцену.

Я наклонила голову. Высокий, статный, темноволосый. Но до обыденности непримечательный. Что же в нем такого?

Парень подбросил в руке микрофон и запел:

Всю ночь одни.

Я ль когда-либо мечтал об этом?

Так сладки те дни,

Когда томился я ответом.

Мурашки пробежали по щекам и шее, и мне пришлось поежиться. Беру свои слова обратно. Солист и правда был харизматичен. Казалось бы, простая внешность, но доведенная внутренней силой до магической красоты. Особенно это ощущалось во время произнесения слов, значащих вне песни много большее…

Я тряхнула головой и недовольно нахмурилась. Девушки неподалеку уже зажгли на щеках красные лампочки. Я потрогала свои щеки, ощутила холод – и поблагодарила землю за него, – скрестила руки. Солист улыбнулся уголком рта, вызвав новую лавину визгов. Среди этого гула я едва различила:

– Фениксы-ы-ы!..

Я прищурилась, оглядывая ребят на сцене. Это название их группы?

Будь моим огнем!

Свети, танцуй, сияй как днем.

Но только знай, у нас лишь ночь вдвоем.

А к черту!

Я невольно прыснула на последней строчке, чем заслужила взгляд соседа по месту под окном. Поспешила принять обычный вид, а в это время уже пели:

Гори-гори как шпат, гори ясно!

Ночь – это чувства, ночь – это ласка.

Дари-дари свои поцелуи.

Почти сказал «люблю» я!

Я покачала головой, вопреки себе улыбаясь. Удивляюсь странности людей. «Почти люблю». Если это чувство они называют настоящим – мнение Влады я в этом случае не принимаю за истину, – почему в этой песне прибавляют к нему «почти»? Разве может оно быть в недостатке? Разве можно о нем петь так небрежно? Любовью, насколько я успела узнать, не называют того, чего не хватает…

Улыбка сама собой исчезла с губ. Я поднесла руку к груди – почему там начало давить?

Снова та печаль.

Но отчего? Не отвечай…

Это из-за нового голоса. Или слов?.. Я перевела глаза на барабанщика, приблизившегося к микрофону. Худой для такого инструмента. Пальцы, скорее всего, тонкие, но ударяет по дискам он мощно. Субтильный – кажется, от этого тоже вздыхали ближние девочки, – а волосы растрепаны в сумасшедшем беспорядке: светло-серые, голубые и белые пряди вперемешку, на них так красиво падают разноцветные огоньки…

– Позволь обнять тебя, шепнуть «прощай», – выдохнул он с закрытыми глазами.

А я забралась рукой выше, к горлу, потому что комок встал поперек.

Он так похож на Ридена…

Это стоило видеть. Интуиция редко меня подводила. Вот и теперь: очкастая, до этого изображавшая интерьерное дополнение, схватилась за горло, будто ее душили. Интересная реакция на песню, где в куплете на подходе горячие часы перед окончательным расставанием. Из того, что я помнил. Девушка закрыла глаза и резко отвернулась. Я хмыкнул.

Дайрек поставил новенького только на инструменты. Здравый выбор, Рабас еще слишком волнуется. Все время обращает внимание на руки, в песне не живет. Звук из-за этого скован. Но это, правда, только моей специализации заметно, вон, девчонки верещат от восторга.

Я захлопал вместе с остальными, когда парни подводили последние аккорды. Подумав, присвистнул для поддержки.

…В ухо въелся свист, отрезвляя, возвращая в настоящее. Я отпустила похолодевшее горло. Посмотрела на свои руки. Что это?.. Вдруг щеки стали невыносимо горячими, а потом на них будто подул северный ветер – схлынуло ощущение, но вместо этого заполнились жаром ладони. Я тряхнула руками. Подействовало: закололо кончики пальцев. Я стиснула кулаки, с ненавистью обернувшись к сцене. Это они со мной творят? Эти музыканты?

Субтильный барабанщик, во внешности которого я теперь не обнаруживала черты дорогого земного друга, высокий могучий амбал за синтезатором с неправдоподобно яркими оранжевыми волосами – это точно краска! – улыбающийся солист, как мне стал противен его оскал…

Был и четвертый, гитарист, в движениях которого виделась жесткость. Он был сосредоточен на инструменте, но скоро я поняла, что это не совсем верно – он не отрывал взгляд от своих рук. Напряженные… Следующий визг струн поднял по телу хлесткую волну, она почти добралась до сердца…

Зажав ткань на груди, я бросилась к выходу. Завязла в куче людей. Прикрыла уши – не слышать бы эту музыку! Это тот гитарист, я точно учуяла! Узнала его: это с ним столкнулась, когда убегала от невидимки. Парень все елозил по струнам, а во мне скрежетало…

Он тянет из меня наружу человека!

Чувства, которых не хочу!

Зажал последнюю струну… и отпустил вместе с яростными аплодисментами. В ушах к гулу басов прибавился еще один – от толпы. Девушки подпрыгивали, визжали, краснели на глазах и ловили мой взгляд. Я выдохнул с трудом.

Дайрек подкатил, оставив на секунду поклонниц:

– Молодцом! – хлопнул по плечу и постучал, будто случайно, по моим пальцам на грифе. Я, наконец, отпустил, но…

Джесс обошел установку, помахал рукой народу. Стало еще громче в толпе.

Я спрятал обе ладони за спиной и сжал пальцы. Кулаки. Только они мне остались.

Потому что ничего не вышло.

***

Ситуация не поменялась даже к декабрю. В этом году природа отрывалась по полной, и выражение «трескучий холод» пришлось почувствовать на своей шкуре, будь неладен этот месяц. Ирланам только, как и следовало, свезло. Я сидел на крыше, прислушиваясь к далекому гулу, качавшему макушки леса. Чувствовал, как все себе отмораживаю на камнях, не прогревшихся ни на грамм – солнце тоже издевается. А вой приходил волнами… Далекий, идти и идти до него в лесную чащу… Спину из-за камня холодило еще сильнее. Снега не предвидится.