Книга Принц Генри, страница 37 – Эмма Чейз

Но сейчас все совсем не так.

Когда я наклоняюсь, чтобы поднять с пола потертую старую книгу, эмоции поражают меня, словно выстрел – бьют навылет, наповал. Я улыбаюсь, но глаза наполняются слезами. Это как театральные маски, сочетающие в себе сразу две стороны – облегчение и боль, радость и печаль. Я могла бы сказать, что это – самое приятное, что кто-либо когда-либо делал для меня – и это чистая правда. Но подарок означает для меня бесконечно много не поэтому…

А потому что книгу подарил Генри. Он сделал это для меня.

Качая головой, обрисовываю пальцами буквы на обложке, а потом открываю книгу… и у меня перехватывает дыхание.

Он написал внутри. Самое первое издание книги «Чувство и чувствительность» пережило целые века и осталось относительно невредимым, но этот сумасшедший написал в ней!

Ну конечно же.

Смеюсь, хотя по щекам текут слезы, и в целом мне, похоже, снесло крышу.

«Теперь пусть у тебя будут новые мечты. Г.»

Прижимаю книгу к сердцу, обнимая, и несу ее с собой, направляясь прямо к нему в комнату. Но его там не оказалось. В какой-то ужасный миг я спрашиваю себя, не нашел ли он себе другую спальню – может быть, у Корделии или Либби.

Меня пронзает такая боль, что становится тяжело дышать.

Но разве Генри мог бы так поступить? Я знаю ответ до того, как успеваю закончить эту мысль.

Генри, которого я знаю – не тот неуправляемый парень из газет, не будущий король, у которого, как говорила моя сестра, будет целый гарем любовниц. Он – мальчишка, который любит перед сном шепотом обсуждать всякие глупости, который играет на гитаре и слушает, как я напеваю, который катает меня на машине по лесам. Он – мужчина, который хочет научить меня плавать и хочет увериться в том, что я успею как следует пожить, прежде чем умру. Генри, которого я знаю, так бы не поступил.

Боже, какая же я идиотка.

Я должна найти его, должна увидеть его – прямо сейчас. Сначала я заглядываю в библиотеку, потом – в столовую и музыкальную комнату, и слышу жужжание камер, установленных на стенах, следящих за каждым моим шагом. Я прохожу на кухню… и вижу его. Абсолютно изможденный, он сидит в уголке, уронив голову на руки. Глаза у него закрыты, челюсть расслаблена, и губы чуть приоткрыты.

Сейчас он кажется таким юным. Таким спокойным.

Я видела Генри игривым, дразнящим. Видела его расстроенным и напряженным. Но прекраснее всего он вот такой, умиротворенный. Протянув руку, я обрисовываю четкие линии его лба и щек, носа и подбородка, даже не касаясь его.

Он вздыхает, его длинные ресницы трепещут, и в следующий миг темно-зеленые глаза уже смотрят на меня.

– Сара? – сонно спрашивает он.

Обожаю, как он произносит мое имя – так тепло и успокаивающе, словно обнимает.

– Спасибо за книгу, Генри, – шепчу я. – Спасибо.

Он садится, улыбаясь, очаровательно помятый со сна.

– Тебе нравится?

– Я в нее просто влюблена, – надеюсь, он слышит, что я говорю совершенно искренне. – Теперь она у меня самая любимая.

– «Чувство и чувствительность» всегда были твоей самой любимой книгой.

– Нет, теперь она любимая по другой причине, – протягиваю ему руку. – Пойдем. Пора спать.

Он берет меня за руку, но когда я тяну его за собой, заставляя подняться, он тянет сильнее, и в итоге я оказываюсь прямо между его коленями. Он смотрит на мою ладонь в своей, проводит большим пальцем по костяшкам пальцев, и эти прикосновения отзываются теплыми покалываниями в самом сердце.

– Прости за все, что сказал тебе тогда, – его голос хрипловатый, и покалывания в сердце становятся сильнее. – Это неправда.

– И ты меня прости, – говорю поспешно, ведь хочу сказать ему так много. – Я совсем не считаю, что ты эгоистичный и легкомысленный. Я не думаю, что ты – Уиллоуби. И я не верю, что ты можешь ранить меня.

– Но я уже тебя ранил.

Сердце у меня сжимается – не за себя, за него.

– Только потому, что я ранила тебя первой.

Его губы раздвигаются в улыбке, и он чуть кивает.

– Ты стала… ты очень много значишь для меня, Сара. Я и правда много косячу – так всегда было. Но в этом мне бы чертовски не хотелось накосячить.

До чего же мы странная пара – печальный мальчишка и перепуганная девчонка.

Заглядываю ему в глаза и чуть подаюсь вперед, кладя ладони ему на плечи.

– Я помогу тебе, не позволю накосячить.

– Значит, мы снова друзья? – спрашивает он. – По крайней мере, я умею быть хорошим другом.

Разве этого я хочу на самом деле – быть Генри именно другом?

Опять-таки я знаю ответ даже до того, чем успеваю закончить эту мысль. И ответ этот – нет. Но не могу же я просто взять и ляпнуть это. Да и как вообще быть? Как лучше сказать? Я никогда не умела красиво говорить, и вряд ли в этот раз у меня получится лучше. Живот угрожающе сводит.

Я должна все обдумать, найти правильные слова. Подумать, что бы сказала Элизабет Беннет, если бы ей вдруг пришлось выступить с речью вместо мистера Дарси.

Киваю.

– Конечно же, мы друзья.

«Вот же черт, черт, черт…»

Генри

Мы ложимся в постель, но никто из нас не может уснуть. Не знаю уж, что там думает Сара, но меня буквально захлестывает облегчение, что я снова могу быть рядом с ней. Я просто в восторге, как в рождественскую ночь, когда открыл все подарки и получил именно то, о чем мечтал. Разве после такого уснешь? Хочется просто трогать, перебирать их, восхищаться новой игрушкой.

– Ты думал, я глупая, да? Что так расстроилась из-за книги, – спрашивает Сара, лежа на спине, уставившись в потолок.

Я поднимаю руку и показываю ей платиновый браслет-цепочку с гравировкой, который ношу на запястье.

– Мама подарила мне его, когда мне было восемь. Я его никогда не снимаю. У меня есть «Мазератти» и короны, но эта вещь – самая дорогая для меня. Я прекрасно понимаю, что значит «дорого как память».

Она вздыхает, поворачивается ко мне лицом, подложив руки под щеку. Это моя самая любимая из ее поз – идеальное сочетание сексапильности и невинности.

Мне так отчаянно хочется поцеловать ее, что аж губы пульсируют.

– Я отреагировала так остро… по нескольким причинам. Постараюсь больше так не делать. Думаю, мне теперь стоит прежде представлять, что бы сделала твоя бабушка. Она – действительно сильная женщина, настоящий образец для подражания. Просто не могу представить, чтобы она плакала.

– Я видел, однажды.

Сара придвигается ко мне так близко, что ее нога почти рядом с моей.

– Правда? Когда?