Книга Страсти и скорби Жозефины Богарне, страница 143 – Сандра Галланд

— От нас обоих, разумеется.

— Конечно, — сказал Баррас, опускаясь в кресло и держась одной рукой за поясницу. Тото вспрыгнул ему на колени. — Слышали, что сказал директор Сийес, узнав о возвращении Бонапарта?

— Сийес ужинал с Люсьеном Бонапартом, не так ли?

— Да, этой паре хорошо вдвоем, я заметил. Говорят, когда Сийесу сообщили, что ваш муж опять в Париже, он воскликнул: «Республика спасена!» Любопытно, вам не кажется? Я все думаю: а что он имел в виду?

— Сийес так сказал? Вы уверены? — Считалось, что тот не любит Бонапарта, и эта нелюбовь была, конечно, взаимной. Сидя в кресле, подалась вперед, не сводя глаз с дверей. — Как вы думаете: верны ли слухи, что директор Сийес что-то замышляет?

— Заговор? Всякий, кто занят политикой в Париже, что-то замышляет. — Баррас осторожно опустил Тото на ковер и игриво потянул пса за хвост. — Руссо предупреждал: если у кого-то хватит глупости основать республику, надо следить за тем, чтобы в ней не возникла оппозиция. Однако Французская республика — в самой основе своей государство оппозиционеров. Я вам уже несколько лет говорю: мы обречены.

24 октября

— Бонапарт, мне надо кое-что у вас спросить, — прервала я чтение «Картона», его любимой поэмы, написанной Оссианом. «Кто сей, грядущий к нам из дальних чуждых стран среди своей несметной рати?» — Это насчет Эжена…

Бонапарт задумчиво смотрел на меня невидящими глазами.

— Что с ним случилось в Египте? Я спрашивала, но он не говорит.

Я умолчала, что от расспросов мой (обычно откровенный) сын совсем замкнулся; он стал аккуратнее подбирать слова, избегал смотреть людям в глаза и все дергал скулой.

— Он участвовал в сражениях, убивал людей, сам был ранен, — пожал плечами Бонапарт. — Вернулся с победой. Что тут еще сказать?

Полдень

Обнаружила Мими в кладовой — та сидела в темноте, прямо на плитках пола.

— У тебя все хорошо? — встревожилась я.

— Слушала солдатскую болтовню и узнала, что случилось с Эженом.

Я опустилась на пол рядом с ней.

— И что же? — Со сланцевых полок свешивались фазаны, кишевшие личинками мух. Мими озабоченно рассматривала ладонь своей левой руки. — Пожалуйста, Мими!

Она вдохнула и рассказала:

— Эжен и еще один адъютант — самые молодые из всех — захватили турецкий город.

— Целый город?

Турки сдались с условием, что им сохранят жизнь. Мой сын со своим товарищем гордо вернулись со своими пленниками. Но Бонапарту нечем было кормить и своих-то солдат, а этих турок и подавно. Поэтому пленных (а их были тысячи!) вывезли в море и утопили. На следующий день товарищ Эжена застрелился.

— О нет! — прошептала я.

— Это еще не все, — продолжала Мими.

Эжену приказали пересечь пустыню.

— Ему было поручено доставить предостережение паше… — Упершись затылком о стену, я закрыла глаза. В темном чулане тихий голос Мими звучал вполне отчетливо. — Мешок с отрубленными головами.

Чувствуя тошноту, я представила себе колеблющиеся в раскаленном воздухе барханы, всю эту вонь и полчища мух, преследующих моего сына с его страшной ношей.

— Но этого не может быть!

Нет-нет, Бонапарт не был варваром и уж точно не отдал бы мальчику приказ совершить нечто подобное.

Бонапарт все время проводил на совещаниях — вот и теперь его не было дома. Я легла, пытаясь решить, что делать с услышанным. Наконец встала и вышла к конюшне, где нашла Эжена — он помогал кучеру с упряжью. Сын посмотрел на меня настороженно.

— Можно с тобой поговорить?

Мы отошли к скамье под липой.

— Мне передали, что случилось с тобой в Египте. — Он отвернулся, закусив губу. — Почему же ты не рассказал сам?

— Я не мог, мама.

— Почему?

— Ты бы не поняла! Ты бы захотела поговорить об этом с генералом. — Сын посмотрел на меня прямо, как бы с вызовом. — Ты использовала бы это против него.

— О, Эжен…

Но что я могла сказать? Тут он был прав.

— Мама, прошу тебя, пообещай… — моргая, выдавил Эжен. В глазах у него стояли слезы. — Генерал вынужден был отдавать такие приказы. Не говори ему ни слова.

— Может быть, Эжен выздоровеет, если задобрить головных духов? — предложила через некоторое время Мими.

«Головные духи»? И тут я вспомнила: в соответствии с верованиями вуду они наделяют человека древней мудростью. Без их помощи велики шансы болтаться по жизни подобно лодке без руля.

— Нужно провести ритуальное мытье головы, умиротворить этих духов. Очистить его.

— Так и быть, — решила я. Все что угодно!

— Нет! — наотрез отказался Эжен, вновь и вновь дергая скулой.

— Но почему? Чем это повредит? Практически то же самое, что и просто вымыть голову.

— Это глупо, вот почему.

— Может быть, но… Тогда я куплю тебе лошадь, которую ты хотел.

— Чистокровную вороную? — раскрыл рот Эжен. — Правда? Но она стоит четыре тысячи франков…

Я пожала плечами. Как-нибудь справимся!

— Сегодня же?

По рукам.

Собрать нужные ингредиенты оказалось даже проще, чем я ожидала. На рынке — в закутке, известном Мими, — нашлось все необходимое.

В два часа пополудни я загнала Эжена домой.

— Тихо! — отвечала я на все протесты. Мими смешала ингредиенты и запела, запустив сильные пальцы в волосы моего сына. Я вылила несколько ведер чистой воды ему на голову, приговаривая: — Я крещу тебя, я крещу тебя, я крещу тебя…

— И это все? — спросил Эжен, вытирая волосы.

25 октября

Целый день миновал. Нервный тик к Эжену пока не возвращается.

Три часа пополудни, тихо

Гортензия, хоть и держится с Бонапартом вежливо, продолжает считать его чужаком.

У нее для него заготовлены две фразы: «У меня все хорошо, генерал Бонапарт» или «Доброе утро, генерал Бонапарт».

Эжен тоже зовет Бонапарта «генералом», но с куда большей теплотой.

В Египте они делили одну палатку и явно сблизились за это время.

Я заметила, что Эжен начал новый альбом для вырезок, посвященный битвам и победам Бонапарта. Альбом быстро разбухает, стоя на полке рядом с детскими книгами сына и альбомами, посвященными его отцу и Лазару.

— Может быть, хранить старые в подвале? — спросила я его.

Эжен в задумчивости провел пальцами по корешкам.