Оказавшись в Санкт-Петербурге, молодой человек получил прекрасную возможность наряду с делами службы организовывать и научные изыскания, работать в архивах и библиотеках. В 1846 г. в газете «Северная пчела»
[299] он публикует статью под названием «Исследование о месте Сарая, столицы Кипчака или Золотой Орды»
[300]. Пытаясь выявить местоположение города Сарая, И. Я. Осмоловский привлек источники на арабском, персидском языках, использовал современные исследования на немецком и французском, опирался на данные русских летописей, изучал мнения русских историков, в том числе ссылался и на казанские материалы. Cноски, встречающиеся в статье, позволяют предполагать, что автор был знаком с коллекцией восточных рукописей из Национальной библиотеки Парижа (или пользовался привезенными кем-то копиями, или сам там работал). Сопоставив данные из разных источников и исследований, И. Я. Осмоловский, взяв за основу сведения восточных авторов, пришел к выводу, что Сарай находился не на месте уездного города Астраханской губернии Царева, а, наоборот, в 60 км от Астрахани, где располагалось прежде Селитренное городище
[301]. При этом такое возможное название столицы Золотой Орды, как Сарай ал-Джадид («Новый Сарай»), встречавшееся на монетах хана Джанибека (Жанибека) (1342–1357), он относил к другому городу
[302]. Новейшие исследования в целом соответствуют основным научным выводам И. Я. Осмоловского: Сарай находился на месте Селитренного городища
[303]. Однако вопрос о локализации Сарай ал-Джадида остается открытым
[304].
В марте 1848 г. И. Я. Осмоловский был командирован МИД в ОПК для временных занятий по драгоманской части
[305]. Это назначение, призванное в целом решить определенные кадровые проблемы российской администрации, соответствовало и желанию реализовать новые реформы по управлению Казахской степью.
Из центра на периферию: служба в Оренбурге
Оренбург в середине XIX в. являлся крупным административным центром, однако его научный потенциал находился только в стадии формирования и, как правило, определялся не уровнем местной научной инфраструктуры (учебные заведения, научные общества, библиотеки), а степенью квалификации ученых и общественных деятелей, в силу разных причин оказавшихся в городе, и, наряду с этим, потребностями администрации по осуществлению прикладного этнографического изучения края, т. е. в основном тех направлений, которые были востребованы для реализации задач политико-административного и экономического преобразования периферийных территорий империи. Так, востоковед В. В. Григорьев, попавший в Оренбург в 1851 г. и прослуживший здесь 11 лет (1851–1862), сразу же по приезде восклицал, что город его приятно поразил: «…есть, о чем поговорить с толком, и есть с кем. Тьма местных интересов и общество таких людей, с которыми не везде встретишься»
[306]. И действительно, во времена В. В. Григорьева в городе и его окрестностях по делам службы находись такие известные личности, как востоковеды В. В. Вельяминов-Зернов
[307], А. И. Макшеев, А. И. Бутаков, В. Д. Дандевиль
[308], поэт А. Н. Плещеев
[309] и др. Однако смена обстановки, переезд из Санкт-Петербурга разительно влияли на ощущение перемен. Приступив к службе в ОПК, В. В. Григорьев вынужден был с грустью признать, что чуть ли не единственной его продуктивной научной работой остается составление татарско-русского словаря, так как местные материалы не могут удовлетворить его научных нужд, и он мечтает о перемещении в Оренбург своей петербургской библиотеки
[310]. Своеобразным подтверждением сказанного является другая зарисовка оренбургской жизни того времени, принадлежащая перу К. А. Белавина: «Нет публичной библиотеки. Журналы и газеты мало читаются. Есть все же некоторые книги, но некому их читать»
[311]. Эта черта российской провинциальной жизни была характерна для многих отдаленных уголков империи, тем более что удаленность от крупных центров страны весьма значительно сказывалась на развитии местного общества
[312]. В 1848 г., согласно запискам генерала Н. Г. Залесова, в Оренбург доставлялись только две газеты — «Русский инвалид» и «Северная пчела». Но и эти «печальные газеты доходили до Оренбурга через 16 дней по выходу, а весной в распутицу через месяц и более»
[313]. Таким образом, для ученого, которому необходимо иметь доступ к широкому кругу современных исследований, рукописям, переезд в Оренбург мог означать не самые обнадеживающие перспективы научной карьеры, а если же пребывание в Оренбурге было временным, то появлялась хорошая возможность собрать ценные исторические и этнографические материалы (например, для А. И. Левшина, В. В. Вельяминова-Зернова).
