Перейдем к так называемому российскому варианту. Как и хивинский, он не был лишен противоречий и сложного переплетения тактик и интересов. Учитывая разнообразные местные трудности, сырдарьинские чиновники в своих письмах в Оренбург были склонны к балансированию между драматизацией происходящего и здравым смыслом в оценке ситуации. На наш взгляд, такое поведение не обязательно обусловливалось необходимостью подчеркнуть собственную беспомощность в сложной фронтирной обстановке или поставить более широко под сомнение действия имперского центра. Скорее это была обычная лингвистическая стратегия, призванная воздействовать на своих руководителей в том контексте, который представлял наибольшую выгоду автору бумаги. Так, в октябре 1858 г. командующий Сыр-Дарьинской линией А. Л. Данзас обрушивает на своего начальника в Оренбурге А. А. Катенина (оренбургского и самарского генерал-губернатора) ряд эмоциональных писем с нареканиями в адрес российской центральноазиатской политики. В письме от 7 октября для придания большего эмоционального окраса А. Д. Данзас сравнивает действия империи в районе Сырдарьи с водным потоком, который распространяется хаотически и так же незаметно исчезает, как и появляется, не принося пользы ни себе, ни окружающим: «Мы же, как выразился один русский публицист, ширимся как вода по ровной плоскости, стереть и ничего не останется. Если не было средств занимать Сыра, не к чему было бессознательно проникать в этот край; если край этот нужен, то следовало занимать его не на фу-фу или, надеясь, что авось как-нибудь изворотимся, что мы, мол, умные, а там все дураки»
[555].
Всего через два дня А. А. Катенину отправляется еще одно письмо — менее эмоциональное и провокационное, чем предыдущее. В нем А. Д. Данзас поддерживает решение оренбургского и самарского генерал-губернатора, которое, несмотря на свою внешнюю политическую несообразность, по сути не может быть иным, учитывая конкретные обстоятельства сырдарьинского фронтира. В письме говорилось: «…все прикочевавшие из кокандских пределов киргизы прибыли не на временное кочевание в наши пределы, а на подданство России; но так как они не пожелали кочевать на реках Сарысу и Чу, а близ форта Перовский не доставало им удобных мест, то они, пользуясь разрешением вашего превосходительства, откочевали и откочевывают снова в кокандские пределы»
[556].
Анализируя этот текст, следует указать, что риторика о «цивилизационной миссии» империи, призывы защитить казахов от «налогового бремени» со стороны Хивы и Коканда, а также другие мотивы официального дискурса по поводу продвижения России в Центральную Азию, на которые мы обратили внимание в начале этой главы, утрачивают злободневность при столкновении с чередой местных обстоятельств. Очевидно, что особенности хозяйственной деятельности казахов, тесно связанной с природно-климатическими условиями, играли более важную роль, чем политический контекст. Анализ динамики численности казахского населения в районе Сыр-Дарьинской военно-укрепленной линии показывает, что она не определялась продолжительностью пребывания там российских военных гарнизонов. Так, в 1857 г. на Сырдарье находилось 3853 кибитки казахов. Из них 2472 приходилось на долю игинчей — оседлых жителей (каз. ігінші — «пахарь, земледелец») и 1381 — на долю кочевников. В 1859 г. наблюдается другая картина — на Сырдарье уже 7944 кибитки. Однако на следующий год их стало меньше — 6777. Часть местного населения из‐за недостатка воды переместилась в более плодородные земли — в пределы Коканда и Хивы, а также ближе к Оренбургской линии
[557].
Именно сюда, на сырдарьинский фронтир, после похода на Ак-Мечеть в августе 1853 г. И. Я. Осмоловский был назначен заведующим над кочующими вблизи форта Перовский казахами. С октября 1854 г. он становится управляющим всеми сырдарьинскими казахами, находившимися под контролем российской администрации
[558].
Как управлять фронтиром?
В июле 1854 г., спустя некоторое время после образования Сыр-Дарьинской линии, был подписан Высочайший указ об учреждении командования этим стратегическим рубежом империи на юго-востоке
[559]. Через два года, 14 августа 1856 г., принимается к исполнению еще один важный документ — «Инструкция командующему Сыр-Дарьинской линией и пограничному чиновнику МИД»
[560]. Эти документы должны были в виде опыта в течение нескольких лет регламентировать вопросы управления территорией, которую пыталась контролировать Российская империя на Сырдарье
[561]. Согласно замыслу В. А. Перовского, автора инструкции при участии чиновников ОПК В. В. Григорьева, В. Н. Плотникова и др.
[562], главные функции управления на Сырдарье находились в руках командующего линией и старшего чиновника МИД. Каждый из них имел небольшой штат сотрудников, в который входили офицеры, помощники, письмоводители и переводчики. Местное управление возлагалось в основном на казахских чиновников
[563]. Командующий линией и старший чиновник должны были сами подбирать кадры, доводя свои решения до сведения генерал-губернатора в Оренбурге. Бумаги И. Я. Осмоловского показывают, что империя на Сырдарье эффективно использовала свой прежний опыт кооптации местных элит. Здесь не только работала уже отлаженная система подотчетных людей
[564], но и делались попытки использовать выгоды самой фронтирной ситуации, например гарантирование статус-кво казахской управленческой элиты, находившейся под контролем Хивинского и Кокандского ханств и сохранявшей при смене политического сюзерена значительную долю своих социальных и властных привилегий.
