➧ Когда мы испытываем стресс, то пытаемся спастись бегством. Так я и поступал (чаще с помощью вредной пищи) в среднем возрасте. Именно эти якобы безобидные действия могут привести к серьезным проблемам
МОЙ ПЛАН МАГИИ ПАМЯТИ ОБЗОР ШАГОВ
Прокачка мозга № 5. Развиваем творческое мышление и интуицию
➧ Избавьтесь от стресса и негативного мышления
➧ Делайте растяжку, дыхательные упражнения и применяйте техники мемитации
➧ Думайте творчески, развивайте интуицию
Специалист по вопросам тревожности Эдмунд Боурн объясняет это так: «Когда мы сталкиваемся со шквалом противоречащих друг другу стандартов и взглядов на мир, транслируемых средствами массовой информации, мы оказываемся ответственными за формирование собственного миропонимания и моральных ориентиров. Если мы не способны достичь такого понимания, то многие из нас склонны заполнять образовавшуюся дыру различными видами эскапизма и зависимостей. В нашей жизни отсутствует согласие с самим собой, поэтому мы испытываем тревожность».
Ого! Не вас ли только что описал доктор Боурн? Да, все подходит, только вы не страдаете зависимостью, не так ли? Подумайте еще! Дальше он пишет, что мы оторваны от своего сердца и души различными видами зависимостей, начиная с алкогольной и наркотической и заканчивая зависимостью от работы, заботы о других, денег или материальных благ. (79)
От эскапизма к зависимости
Вот убедительный пример: познакомьтесь с 42-летним Мэттом Саметом. Как он справлялся с жизнью, полной адреналина? При помощи множества переключений, отвлечений… и даже наркотиков.
Этот уроженец Колорадо больше тридцати лет занимается альпинизмом – он обожает это занятие, просто не может без него жить. Однако он утверждает, что альпинизм – источник всех его бед.
Он говорит, что именно из-за своего пристрастия к альпинизму он начал страдать от навязчивых идей, анорексии и тревожности в такой степени, что был по-настоящему уверен – без таблеток, в частности бензодиазепановых транквилизаторов вроде лоразепама, клоназепама и ксанакса, он не справится. В течение всей своей жизни он уже истязал свои тело и ум целым рядом других ядов: алкоголем, марихуаной, релаксантами мышц, опиоидами, транквилизаторами, нейролептиками, кофе, сахаром, компьютерными играми. Из-за тяги к альпинизму и одновременно из-за страха, который он вызывал, Мэтт хотел принять и выпить все и сразу.
«Я успел четыре раза полежать в психиатрической клинике. Первый раз я был госпитализирован туда в 1986 г. в возрасте 15 лет, – рассказал он журналу «Аутсайд». – В порыве ярости, вызванной употреблением химии, я вырвал руль и магнитолу из своего автомобиля, разбил барную стойку и мобильный телефон, два компьютера, сломал мизинец. А еще я наслаждался райскими пейзажами. Я совершал одиночные восхождения на альпийские хребты, поднимался на большую высоту и залезал на отвесные скалы без страховки».
Как объяснил Мэтт: «Альпинизм и зависимость на самом деле одна и та же болезнь». И эти две вещи едва не лишили его жизни.
Вот история Мэтта, рассказанная им самим:
Самая сложная задача альпиниста (80)
Впервые я оказался в горах в двенадцатилетнем возрасте, c другом нашей семьи, который не возражал против того, чтобы c ним по пологим, но довольно изрезанным вершинам Каскадных гор
[17] таскался чересчур рьяный городской малец. Когда мне исполнилось 15 лет, мои родители уже пять лет были в разводе, но поддерживали дружеские отношения. Они перевели меня из частной школы в государственную. (Я был начинающим скейтером, который все время попадал в переделки.)
Когда я шел по шумным коридорам школы, все время настороже, на меня нападала паранойя. Со своим ирокезом, английскими булавками вместо сережек и «буржуазным уличным воспитанием» я совсем не мог тягаться с «реальными пацанами», бандитами, которые часто нападали на нас, скейтеров. Я перестал посещать школу, не в силах справиться со своей паранойей, но мои родители воспротивились моему бунту. Две недели лечения в психиатрическом стационаре, которым предшествовали пять месяцев амбулаторного наблюдения, превратили мой страх в управляемую панику, но мир все еще воспринимался мною как место, полное насилия и неконтролируемого хаоса. Тогда же я начал регулярно заниматься альпинизмом. Мне это ужасно нравилось. В горах правила были ясными и справедливыми, а цели – достижимыми.
Несмотря на это, тревожность меня не покидала, и многие годы я подпитывал ее, лишая свое тело еды. Мне было двадцать, и я хотел оставаться худым, чтобы брать большие высоты. Очень скоро я стал справляться с маршрутами наивысшей сложности. В 1991 г. я переехал в Боулдер в штате Колорадо, – центр альпинизма, где все одержимы своим телом и восхождениями по отвесным скалам. И начал придерживаться спартанской диеты: обезжиренный горячий какао, три яблока и 20 соленых крекеров в день. Я весил 56 кг, а когда-то был крепким парнем богатырского телосложения и тогда весил 75 кг при росте 175 см. Через год у меня стало пошаливать сердце. Вместе с учащенным сердцебиением пришли и панические атаки. В результате первой из них в 1992 г., в возрасте 21 года, я оказался в отделении «Скорой помощи».
Тогда пришел страх: ничем не спровоцированные приступы гипервентиляции, внезапно нападающий смертельный ужас. Именно тогда я открыл для себя бензодиазепины – по назначению врача я принимал несколько таблеток лоразепама в месяц. Большинство людей могут без последствий принимать их только в течение нескольких недель. Если принимать бензодиазепин длительное время, особенно это касается препаратов с высоким содержанием этого вещества, например клоназепам, то запускается цикл привыкания, приходит зависимость, а за ней увеличение дозировки… и тревожность.
К июлю 2004 года я уже принимал по 3 мг клоназепама в день, что эквивалентно 60 мг диазепама. Во время восхождения на парящую в воздухе на высоте 1524 метра над поросшей секвойями долиной реки Керн, Стену Дона Хуана в скалах Нидлс в Калифорнии, я использовал уже две веревки и решил, что не готов больше подниматься и пора спускаться. Мой близкий друг и талантливый альпинист Майкл, занимающийся одиночным свободным скалолазанием, предложил сменить меня, но я не захотел. Я спустился на его уступ и жадно проглотил сине-зеленую таблетку клоназепама.
«Что это у тебя такое?» – спросил он, указав на мою руку. Я вытащил бутылочку, показал ему и рассказал Майклу о своих проблемах с тревожностью и что врач назначил мне долго пить эти таблетки. Майкл поморщился – оказывается, он висел на скале с наркоманом.
Позже, когда он наблюдал, как я боролся с этой привычкой, он сказал мне: «Мне было очень странно, что при этом ты занимался скалолазанием. Как вообще такое возможно?»