Восьмая, и последняя, идея заключается в том, что политизированным организациям все больше позволяют поддерживать себя политическими средствами, в результате чего возникает угроза разрушения не одной ослабевшей организации, а общества организаций в целом. Как может выживать организация, которая лишилась своей основной миссии? Ответ на этот вопрос очевиден – только благодаря политизации. Она начинает действовать как политическая единица, стараясь поддерживать себя исключительно путем все более активного применения своей политической власти.
В нашем мире крупных организаций конкуренция между пивоварами, пекарями и мясниками времен Адама Смита превратилась в олигархию гигантских корпораций, невероятно разросшихся государственных служб и огромных профсоюзов, заключающих друг с другом сделки во имя взаимного удобства. Раньше организации, особенно в бизнесе, росли потому, что они оказывались проницательнее, умнее и конкурентоспособнее других; потому что стремились прийти туда, куда хотели; потому что очень хотели «попасть туда». Это был, по сути, экономический подход. Но «оставаться там», куда они пришли, – уже другой вопрос. Крупные организации часто могут поддерживать себя другими, совсем не экономическими средствами.
Одно из таких средств – прошлый успех. В данном случае упор делается не на том, что организация делает сейчас, а на том, как сделанное ею в прошлом влияет на ее сегодняшний день. Например, корпорация много лет назад вложила огромные средства в самые выгодные участки для развития розничной торговли или в самые дешевые источники поставок либо приобрела такую репутацию, что агенты по закупкам просто не могут с ней не считаться.
Другой способ – использование имеющейся у корпорации власти, которая по своему характеру больше политическая, чем экономическая. Например, крупные организации могут заключать друг с другом взаимовыгодные коммерческие соглашения, препятствуя тем самым выходу на рынок новых конкурентов и смягчая конкуренцию на нем; они могут проводить чрезвычайно масштабные «имиджевые» рекламные кампании, чтобы манипулировать общественным мнением; в сфере авиаперевозок они используют современную форму подкупа, в рамках которого частным лицам, билеты которых оплачиваются их компаниями, начисляются бонусные баллы, что снижает спрос на услуги более скромных фирм-перевозчиков, имеющих менее развитые сети; они могут воспользоваться влиянием многих людей и организаций, зависящих от них, чтобы лоббировать выгодные для них законы на уровне государства. Даже государственное регулирование благосклонно к крупным организациям, поскольку оно удерживает небольших потенциальных конкурентов от выхода на рынок, просто отпугивая их огромным объемом канцелярской работы, которую для этого приходится выполнить.
В Канаде многие крупные корпорации обеспечивают себя государственными дотациями, угрожая закрытием действующих предприятий. Правительства сегодня буквально помешались на показателях занятости населения, которые должны быть настолько высокими, чтобы о них было не стыдно отчитаться в прессе. Эта ситуация напоминает их же бурную реакцию на происходящие время от времени авиакатастрофы по сравнению с относительным безразличием к постоянной кровавой бойне на наших автомагистралях. В Америке практически обанкротившиеся корпорации вполне успешно лоббируют введение торговых ограничений и получают гарантии по государственным займам, делая упор на последствиях для экономики страны, если они потерпят крах (а эти последствия, кстати, в любом случае кратковременные). Возможно, Ли Якокке и удалось исправить положение в Chrysler, но скрытые потери в результате этого могут оказаться огромными. Это объясняется тем, что каждый аргумент и каждый политический прием, к которым прибегал Якокка, – например, он убеждал поставщиков и рабочих Chrysler оказывать давление на политиков, перечисляя, какие негативные последствия будет иметь закрытие этой компании для их благосостояния и бизнеса, – может быть использован любой ослабленной крупной корпорацией. И если спасение Chrysler будет признано верным решением – а судя по всему, так и будет, – то американское правительство больше не позволит обанкротиться ни одной крупной корпорации.
Случай с Chrysler отражает явную тенденцию укрепления взаимосвязей между крупными организациями, как частными, так и государственными, за рамками сил открытой конкуренции. И эта тенденция отнюдь не нова – еще президент Эйзенхауэр, оставляя в 1959 г. свой пост, предупреждал об угрозе со стороны «военно-промышленного комплекса». Но сегодня такие структуры встречаются везде, причем в них входят не только крупные корпорации или крупные государственные органы, но и частные фирмы, и общественные организации всех видов из самых разных стран мира. Многие люди с восторгом восприняли создание огромных консорциумов, объединяющих бизнес и государство, – совместных предприятий всевозможных типов, – не задумываясь о том, как это может сказаться на уровне бюрократизации и политизации, а также на конкуренции. (Вспомните хотя бы о решительных и энергичных молодых организациях, которые просто слишком малы по размерам, чтобы присоединиться к такому консорциуму.)
Конечно, названные проблемы касаются не только бизнеса. Их можно найти в любой крупной организации в любой сфере человеческой деятельности. Факт политизации государственных ведомств и министерств сегодня признается всеми; тут зачастую не встречается ничего даже слабо напоминающего конкуренцию, ничего, что могло бы стать уравновешивающей силой. Точно так же мы получили загнивающие бюрократии в государственном секторе экономики, которые продолжают разбазаривать общественные ресурсы. Похожая ситуация наблюдается и в других секторах: мощные профсоюзы укрепляют свои позиции, действуя политическими методами, иногда даже путем применения жесткой физической силы; а крупные политизированные органы социального обеспечения и университеты объединяются, занимая в результате неуязвимую позицию, в затем преспокойно растрачивают ресурсы общества.
В итоге в нашем обществе образовался порочный круг. Нерациональная одержимость «рациональностью» ведет к созданию крупных бюрократических организаций, управляемых «профессиональным» менеджментом, который, как уже всем понятно, скуден, поверхностен, а порой и просто безнравственен. Это вытесняет личную заинтересованность и приверженность людей к своему делу, что, в свою очередь, способствует политизации организаций. Сказанное должно было бы привести их к гибели, разрушить, но этого не происходит, поскольку организации меняют ситуацию, используя политическую власть для искусственной поддержки самих себя. Поэтому организации становятся все больше, все бюрократичнее и политизированнее, а их менеджмент, как следствие, – еще более скудным и поверхностным и при этом более безнравственным. В этом заключается ирония современного общества: крупные организации, построенные так, чтобы обслуживать себя как закрытые системы, становятся излишне стабильными; а те, в которых доминирующую роль начинает играть политика, излишне защищенными, в то время как более молодые организации, возглавляемые творческими лидерами или имеющие мощную миссию, по своей природе невероятно уязвимы. Сегодня уже кажется почти неправильным верить в то, что ты предлагаешь обществу; правильным считается верить в то, как это обычно делается или, если говорить точнее, в чьих интересах. Разве не должны мы поощрять гибель крупных истощенных корпораций, чтобы путем естественного обновления им на смену пришли небольшие молодые организации, менее ограниченные и более решительные и активные? Разве общество, не стимулирующее уход со сцены отживших свое организаций, не рискует погибнуть само?
