Несмотря на наше большое расстояние от неприятеля, он продолжал палить из пушек со своего замка, с кораблей и с берега, где стояли их корабли. На берегу на всей протяженности до замка в результате упорных трудов минувшей ночи и утра были в ряд расставлены пушки.
Как только мы вытянули корабли на достаточное расстояние от берега, мы встали поперек Геллеспонта и казалось, что повернулись прямо на замок азиатского берега. Я надеялся, что отошел достаточно по ветру, но ветер стих, и это помешало нам, когда мы уже прошли больше половины пути. Неприятель бесцельно начал чрезвычайно живо палить с галерей замка, с батарей и с кораблей, на что «Саратов» отвечал по кораблям, но теперь нас сильно отнесло к наветренной стороне, и мы были вынуждены отступить. Из-за слабости ветра было немало хлопот, чтобы обойти Тенедос.
В 10 вечера мы были при Имбросе и продолжали поворачивать на ветре, чтобы добраться снова до наветренного берега.
В 8 утра было спокойно, и вскоре ветер подул с запада. С 8 утра до полудня мы не смогли преодолеть и одной мили.
Суббота [17/]28 [июля]. В полдень турецкие корабли распустили все паруса и при легком ветре с юго-запада, который помогал им верповаться, они встали под защиту своего замка, однако ветер поменял направление на северо-западное. Мы предприняли еще одну попытку атаковать, но, столкнувшись с огнем неприятеля, на который мы, как и раньше, ответили, по той же причине должны были отступить, когда подобрались к неприятельским кораблям ближе, чем ранее.
С рассветом на следующее утро неприятельские корабли скрылись из виду и оказались в безопасности от наших атак. Все это время я очень удивлялся тому, что нигде не появлялся ни лорд верховный адмирал, ни весь остальной флот. [На полях приписано:] *В 8 утра греческий фрегат от графа Орлова присоединился к флоту. Капитан поднялся на борт с поздравлениями от графа Алексея Орлова: он желал знать причину пальбы, которую они слышали, и сообщал, что они находятся на Лемносе и хотят знать, не смогу ли я снабдить их суда хлебом и дровами, что я и сделал, написав графу следующее письмо:
При острове Имброс 28 июля нов. ст. 1770 г.
От капитана Белича
599 я имел удовольствие узнать о здоровье Вашего сиятельства. Мы, к сожалению, на один день опоздали со взятием или разрушением двух неприятельских линейных кораблей, [хотя] предприняли несколько попыток. Я вызвал на себя огонь замков с их несколькими батареями и семью галерами на европейской и на азиатской сторонах Геллеспонта, но меня всякий раз относило от этих неприятельских кораблей течениями и из‐за уменьшения силы ветра. Неприятель использовал всю возможную помощь, чтобы за день и ночь отверповать корабли под защиту их замков, и теперь выполнил это. Я приказал «Не Тронь Меня», «Надежде» и «Африке» крейсировать между северо-восточной оконечностью острова Имброс и замком на европейской стороне Геллеспонта, тогда как «Святослав», «Саратов» и «Св. Павел» стараются пополнить запасы воды на Имбросе, где, как мне сказали, имеется маленькая речка. Этот остров, между прочим, я считаю ключом к Дарданеллам, предпочитая его Тенедосу, так как ни один корабль не может ни войти, ни выйти из Дарданелл, не будучи с него замеченным.
Я надеюсь, что неприятель был сильно обеспокоен в Константинополе.
Их пушки страшно ревели, и они всегда беспокоились, чтобы дать Вам знать, что они у них есть, до тех пор, пока они смогут привести их в действие. Передайте мое почтение графу Федору Орлову. Я надеюсь, что командор [Грейг] также хорошо себя чувствует. Имею честь оставаться, сэр, Вашим верным и преданным слугой
Д. Э.
Его сиятельству графу Алексею Орлову*.
Если бы у меня были небольшие фрегаты или галеры, которые были у них [А. Г. Орлова и Г. А. Спиридова], чтобы эти суда легли на якорь к наветренной стороне и чтобы они нас защитили от любых попыток неприятеля пустить брандеры, я бы мог лечь на якорь как можно дальше к наветренной стороне и отверповаться вдоль неприятеля или по крайней мере помешал бы их намерению верповаться, пока не представилась бы благоприятная возможность, которая, без сомнения, привела бы к успеху. Или если бы они отпустили со мною бомбардирское судно, которое должно было быть у меня, я мог бы с величайшей легкостью стереть в пыль форт на европейской стороне, так как бомбардирский мог лечь позади форта на любом расстоянии, какое было бы сочтено нужным, не будучи доставаем неприятельским огнем, и был бы прикрыт двумя фрегатами. И если показалось бы необходимым атаковать в упор двумя или тремя линейными кораблями, то замок вскоре был бы обращен в развалины.
Но ни один из замков на самом деле не нужно ни захватывать, ни атаковать, чтобы сделать покушение на Константинополь, поскольку они располагаются по меньшей мере в 6 милях друг от друга и не точно один напротив другого, так что при попутном ветре (а без ветра этого сделать невозможно!) любой корабль может пройти их столь же безопасно, как лодка пройдет под центральной аркой Вестминстерского моста, а два верхних замка не могли бы быть основанием достаточным, чтобы остановить флот, поскольку они находятся в руинах, и от очень надежного человека я слышал, что пальба их же пушек погребет защитников под рухнувшими стенами
600.
Едва ли что-то может быть более очевидным, чем то, что, если бы мне позволили продвигаться сразу после сожжения флота и при ветре, который был три или четыре дня после виктории, находясь не более чем в 190 милях пути, то те два турецких корабля попали бы мне в руки и я бы их оставил против двух верхних фортов, а сам бы прошел с флотом до Константинополя. И вполне можно предположить, что, когда бы я принес им новости о потере их флота, да еще и неожиданно там появившись, последствия были бы фатальны для Турецкой империи и императрица была бы величайшим монархом во вселенной
601. По крайней мере, попытка была бы славной, и при нужде течения могли бы обеспечить безопасное отступление.
