Он считал это своей обязанностью, тогда как у них было не меньше 60 судов, помимо фрегатов, в том числе несколько вооруженных малых судов, рассчитанных именно для этой цели. Будь они задействованы, если бы этот десант рассматривался графом как внушающий опасения, они без труда могли бы воспрепятствовать высадке любого десанта, который мог подойти только на малых невооруженных суденышках.
Из полученного письма, которое он должен был бы получить в течение 24 часов, а не получал в течение 24 дней, и даже никогда мог бы не получить, – поскольку это письмо было отправлено не на специально отряженном судне, а на судне, имевшем приказ участвовать в военных действиях, – он понял, что граф не рассматривает сложившееся положение и его последствия столь же серьезно, как он сам, и счел своей обязанностью, соответствующей инструкциям и абсолютно необходимой во благо службы Ее императорскому величеству, оставив два линейных корабля и фрегат на своих позициях [при Дарданеллах] (они представляли собой силу, много превосходящую необходимую для любого крайнего случая, который мог произойти), отправиться к Лемносу на совещание с графом Орловым, чтобы попробовать убедить его в существовании опасности для его, Элфинстона, эскадры. Эти опасности проистекали от погоды, от [малых] размеров его эскадры, от необходимости ремонтировать суда, от недостатка хлеба, который, как граф предполагал, можно было получить, но эти способы получения [продовольствия] Элфинстон, имея доступ к лучшей информации, считал сомнительными. Контр-адмирал надеялся, что сможет разъяснить графу, что было необходимо, чтобы немедленно были даны распоряжения относительно ремонта нескольких старых кораблей и починке тех, которым это более всего было необходимо, относительно защиты фрегатами и малыми вооруженными судами всех подступов к острову [Лемносу] и к Дарданеллам и относительно обеспечения хлебом настолько, насколько это можно было осуществить.
Имея все это в виду, он [Элфинстон] поднял паруса, чтобы отбыть к Лемносу до захода солнца, но до того, как его приказ мог быть принят к исполнению, корабль «Святослав» был по неосмотрительности поставлен на мель и потерян.
Затем после спасения людей и провизии он установил свой флаг на корабле «Не Тронь Меня», который прогнил и не годился, чтобы без большого риска держать свой пост. Когда он покидал свою эскадру, она была усилена 66-пушечным кораблем «Ростислав» (на котором был граф Федор Орлов), фрегатом «Африка», пинком «Св. Павел».
Он проследовал к Лемносу, где нашел графа Орлова на борту фрегата, недавно купленного в Ливорно, стоявшего в маленькой бухте около осажденного форта.
Он сообщил графу причины своего прибытия и получил в ответ, что все приказания графа должны быть посланы по суше в Порто-Мудро, куда ему следовало немедленно и отправляться.
Он проследовал в Порто-Мудро, но не найдя никаких распоряжений от графа и получив от адмирала Спиридова отказ в пополнении хлебного провианта, он стал на якорь у юго-восточной точки Лемноса. Из-за плохой погоды на второй день «Ростислав» и «Надежда» также стали на якорь поблизости, поскольку их снесло с места стоянки, когда «Ростислав» потерял два якоря. Это было ясным доказательством того, что его корабль [«Не Тронь Меня»], имея в виду его плохое состояние, будучи оставлен в подобном положении, по всей вероятности, был бы потерян.
На следующее утро погода оставалась плохой, и он наблюдал, как адмиралы Спиридов и Грейг ставят стеньги и реи и дают сигнал к отходу, и он сам поднял паруса сразу же после получения послания от графа Федора Орлова, который просил его прийти вместе с кораблем «Ростислав» и фрегатом «Надежда» на помощь и подкрепление к его брату у форта, где я его оставил. Придя на место вечером, он получил приказ графа взять на борт своих судов как можно больше регулярных войск и отправиться в Порто-Мудро, что он и исполнил, придя туда всего с двухдневным запасом хлеба за день до графа.
Контр-адмирал всегда предполагал, что гавань Лемноса, называемая Порто-Мудро, связана с фортом и что важно взять форт до того, как занять ее. Но обнаружив, что форт находится на отдаленном противоположном конце острова и совсем не связан с гаванью, что в гавань неприятель не может учинять никаких вылазок и что в гавани имеется остров, пригодный, чтобы на нем выпекать хлеб, разместить больных и кренговать корабли, он [Элфинстон] приказал своим кораблям пристать, намереваясь разместиться там на зимовку, поправить суда своей эскадры, хотя на этом острове во время двухмесячного пребывания другой эскадры ни одного судна пока не было повалено [для кренгования]. Это вовсе не согласовывалось ни с поведением офицеров, так долго бесполезно занимавших гавань, ни с мнением тех, кто осадил полуразрушенный форт, который из‐за его отдаленного местонахождения не имел никакого значения для российского флота, и кто поспешно покинул этот форт после того, как форт действительно капитулировал на 24 часа и дал заложников; кто не захватил никакого порта только потому, что команда из 600 или 700 бандитов с мушкетами на плечах высадилась на берег на противоположном конце острова, где русские имели столь большое преимущество.
После своего приезда граф, найдя, что Элфинстон намеревается встать со своей эскадрой на стоянку, и услышав о его намерении там зимовать, счел нужным поднять кайзер-флаг с той только целью, чтобы публично дать команду всем капитанам эскадры контр-адмирала Элфинстона перейти под начало адмирала Спиридова. После этого граф спустил кайзер-флаг и в тот же день ушел вместе с адмиралом Грейгом [на корабле «Трех Иерархов»] и кораблем «Ростислав», а оставшаяся часть флота [отправилась] к острову Тассо, спокойно отдавая Лемнос во владение неприятеля.
Лишенный командования, он [Элфинстон] мог бы уехать, но подчинился безропотно этому второму унижению, думая, что среди тех, кто остался командовать флотом Ее императорского величества, не найдется более опытного и умелого человека, необходимого в том положении, он счел своей обязанностью перед Императрицей остаться до времени на посту.
С этого времени его руки были связаны, он не должен был ни за что нести ответственности, хотя вынужден был со смирением часто наблюдать и слышать, что неприятель снабжается провизией через Дарданеллы на рагузинских судах и о том, что неприятель получил подкрепление тремя алжирскими фрегатами и 12 дульциниотскими каперами, прошедшими с провизией и людьми, которых, будь он [Элфинстон] волен, он бы непременно не пропустил, что он может, если потребуется, доказать.
Все эти факты и его готовность подчиниться пожеланию [графа Орлова] покинуть Парос и отправиться в Ливорно инкогнито, оставаться там и после прибыть в Санкт-Петербург, достаточно доказывают, насколько малоправдоподобным является обвинение его в том, что он не следовал правилу субординации.
Если кто-то по слабости или по злобе будет намекать, будто потеря Лемноса произошла потому, что он отправился к графу Орлову на единственном прогнившем и бесполезном корабле, он [Элфинстон] окажется перед необходимостью показать, что Лемнос вовсе не был отбит неприятелем, и пусть другие приведут обоснования, почему остров был оставлен
768.
