Адмирал Грейг относился к ним значительно хуже, чем русские. Конечно, некоторые из них сами нарывались, так как они часто называли русских трусами.
Меня обязали немедленно раздобыть поручительство или отправиться в тюрьму: претензия Кейси была на огромную сумму, и он явно готов был вытрясти эти деньги из меня, однако, попробовав, отступил, а вскоре я услышал, что он продался Ост-Индской компании.
Я пожаловался господину Пушкину и предвидел, что меня будут осаждать и остальные, как только им станет известно, что я в Англии
789. Мистер Берд, владелец двух транспортных судов «Граф Панин» и «Граф Орлов», настаивал на том, что я должен заплатить за месячный наем каждого судна, что я отказывался делать, не желая оплачивать месяц, который они простояли на Мальте. А это составляло 400 фунтов. Я обратился опять к господину Пушкину, объясняя те неприятности, с которыми я столкнусь, если меня обяжут оплатить это, и спросил его, получил ли он мое письмо из Санкт-Петербурга с постскриптумом графа Чернышева. Он ответил, что мое письмо он получил, но в нем не было ни строчки на этот счет ни от графа Чернышева, ни от кого иного. Он признал серьезность ситуации, но мог только представить это дело своему двору, что он и пообещал.
Мистер Берд согласился подождать ответа. Его терпение иссякло через шесть месяцев. В это время я писал графу Панину и графу Чернышеву
790, но бесполезно. Тем временем я получил новые требования от лоцманов и лекарей, а также от вдовы мистера Бойда, чей муж был убит на борту «Саратова» – корабля командора Барша. Он был очень храбрым человеком, которому командор отдал свою шпагу, прося командовать на корабле вместо него.*
[Вставка на полях нескольких страниц:] *Вскоре после моего прибытия в Англию я написал из Лондона следующее письмо графу Алексею Орлову, услышав, что он в Петербурге
791.
Сэр,
Ожидая, что это послание найдет Ваше сиятельство в Санкт-Петербурге, я сейчас обращаюсь к Вам и прошу приложить усилия, чтобы полностью искупить ущерб, причиненный моей уязвленной чести и принесший мне последующие страдания.
Слишком много времени потребуется, чтобы описать искусство, использованное против меня, чтобы лишить меня чести и наград, столь справедливо мною заслуженных, и также украсть у меня доверие и расположение, которые я привык получать от Ее императорского величества и права на которые я никогда не лишал себя никаким известным или умышленным действием. Кто бы ни был тот, кто посоветовал Вашему сиятельству (если таковой был) повредить моей незапятнанной репутации в глазах Государыни, коей я был величайше обязан за высокую честь, благосклонно мне оказанную, тот или те являются врагами своей страны, врагами Вашими и моими.
Если я был виновен хотя бы в одном нарушении моих обязанностей, было бы великодушно (и я имел на это право) известить меня об этом. Но втайне нанести удар по моей репутации было низко и малодушно, и я уверен, что Вы, рассудив хоть несколько мгновений, восстановите справедливость и представите мою репутацию Императрице во всем блеске такою, какою она всегда и была прежде.
Поставьте, сэр, себя в мое положение, насколько оно отличалось от Вашего, когда по прибытии в Санкт-Петербург я не получил ни малейших почестей, ни наград, какие получили все нижние чины. Это, признайтесь, трудно было перенести. Но то было пустяком в сравнении со страданиями рассудка, достаточными, чтобы изнурить душу самого терпеливого из людей, живущих на земле, и это стало главной причиной моей продолжительной болезни.
Будучи не знающим языка чужаком, которого держат под подозрением и притеснением много месяцев, разными ухищрениями чинят помехи, чтобы я не мог припасть к стопам Императрицы, я напрасно требовал, чтобы мне сообщили, в чем мое преступление, и, если что-то имеется против меня, чтобы разрешили публично защищать себя перед военным советом. Что еще может сделать офицер?!
Но вместо того, чтобы удовлетворить меня правосудием, которое полагается даже низшему офицеру, меня просили дожидаться каких-то бумаг, за которыми и не посылали вовсе, и, наконец, по моему собственному требованию я получил отставку, не будучи ни обвинен, ни оправдан.
Одно из предполагаемых преступлений, о чем шептались в Санкт-Петербурге, заключалось в том, что я якобы не подчинялся Вашим приказам и отказался встать под Ваше командование, пока Вы не показали мне свои полномочия. Согласно моим инструкциям, от меня требовалось рассматривать Ваше сиятельство только в качестве генерал-лейтенанта, командующего на суше, и только состоять с Вами в переписке и взаимодействии
792.
Согласно этой же инструкции, а также на основании предшествующих договоренностей я не должен был служить под началом какого-либо офицера. Но, чтобы подтвердить свою покорность, я показал Вам свои инструкции и все конфиденциальные бумаги, сообщил о состоянии моей эскадры и предложил свернуть свой флаг, обеспечив Вашему сиятельству возможность подняться на борт корабля «Святослав» и установить на нем кайзер-флаг, с чем Вы согласились. И я бы служил под Вашим командованием. Кто был причиной того, что это очень благотворное предложение потерпело неудачу, Вам судить, хотя господин Грейг был столь низок, что не переводил моих предложений, и это случалось тогда слишком часто. И я сам по своему желанию на Паросе настаивал на том, чтобы я встал под ваше командование.
