Приуроченность “накопительного бросания” к строго определенным деревьям, возможно, объясняется тем, что вид набросанных камней сам по себе служит стимулом, побуждающим обезьяну взять камень и что-нибудь с ним сделать (как у японских макак, о которых говорилось выше). Чем чаще шимпанзе бросают в дерево камни, тем больше камней набросано вокруг дерева и тем выше вероятность, что проходящий мимо шимпанзе заметит эти камни и ему тоже захочется размяться.
Это открытие навело исследователей на размышления о происхождении некоторых характерных элементов человеческого поведения. Во многих обществах в разные эпохи существовали – и продолжают существовать – всякого рода “особые” места, священные деревья и рощи, систематически используемые людьми для совершения стереотипных, не приносящих очевидной пользы действий. Горки из камней нередко используются для обозначения памятных и священных мест, где совершаются ритуальные действия, а также могил или, к примеру, границ земельных участков.
Можно, конечно, с порога отвергать все подобные параллели и настаивать, что различия между человеческим и обезьяньим мышлением слишком принципиальны, чтобы предполагать сходную психологическую основу даже у очень похожих действий. Однако, если бы такие побитые деревья, кучи камней со следами износа от многократного использования и заполненные камнями дупла были обнаружены археологами вблизи стоянки древних гоминид, находку наверняка связали бы с ритуальными действиями и приписали ей символический смысл.
Так или иначе, подобные открытия показывают, что интерес к каменным орудиям, характерный для наших предков с очень древних времен (см. разделы “Кто первым начал изготавливать каменные орудия?” и “Самые древние орудия” в главе 1; книга 1, глава 2, раздел “Обезьяна берет каменный нож”), не был уникальной особенностью только этой группы приматов. Сложная орудийная деятельность австралопитеков и ранних Homo, вероятно, развилась не на пустом месте и имела глубокие эволюционные корни.
Еще об одной интересной культурной традиции диких шимпанзе сообщили в мае 2019 года приматологи из Института эволюционной антропологии Общества Макса Планка в Лейпциге и Оснабрюкского университета (Pika et al., 2019). Открытие было сделано в сравнительно малоизученном сообществе шимпанзе из национального парка Лоанго в Габоне. Ежедневные наблюдения за сообществом Рекамбо велись с июля 2016 по июнь 2018 года, причем не новомодным методом при помощи развешанных всюду видеокамер, а по старинке: ученые просто ходили за обезьянами и снимали их поведение на водонепроницаемые смартфоны. Большинство обезьян сообщества Рекамбо успели привыкнуть к антропологам и не обращают на них внимания.
Выяснилось, что большинство – семь из восьми – взрослых самцов сообщества время от времени ловят лесных черепах Kinixys erosa (зубчатых киникс) и поедают их, предварительно разбив брюшной щит (пластрон) черепашьего панциря мощными ударами о стволы или ветви деревьев (рис. 11.7). Кроме семи взрослых самцов, за этим занятием была замечена одна взрослая самка и два подростка обоего пола. Впрочем, ни самка, ни подростки не сумели расколоть пойманных черепах. Судя по всему, это требует немалой физической силы. Возможно, нужна и практика, чтобы отточить навык, но это пока только предположение.
Рис. 11.7. Шимпанзе лакомится черепахой, которую он только что поймал и расколол о ствол дерева.
Иногда поймавший черепаху шимпанзе долго (до 11 минут) таскал ее с собой, прежде чем находил подходящую “наковальню”, чтобы расколотить добычу.
В общей сложности ученые пронаблюдали 38 случаев охоты на черепах. Лишь в четырех из них черепаха спаслась (охотник не сумел разбить панцирь, ни от кого не получил помощи и бросил добычу). Еще в четырех случаях обезьяна, поймавшая черепаху, сама не смогла ее расколоть, но на выручку пришел кто-то из старших самцов. В 23 случаях самец, расколовший черепаху, поделился мясом с сородичами, включая тех, кто нашел добычу, но не справился с разделкой.
Главным добытчиком оказался альфа-самец по имени Панди: на его счету 18 пойманных и 20 успешно расколотых черепах. В 13 случаях Панди поделился мясом с соплеменниками. Второе и третье место заняли самцы Литлгрей и Онумбу: каждый из них поймал и расколол по четыре черепахи, причем первый поделился с друзьями в двух случаях, а второй – в трех. Охотники не делились мясом, только если никто его у них не просил (или если рядом вообще никого не было). В ответ на выпрашивающие жесты угощение выдавалось всегда. Ни драк, ни иных проявлений агрессии при поедании черепах исследователи не наблюдали.
Все замеченные случаи охоты на черепах приходятся на сухой сезон (с мая по октябрь), когда черепахи, во-первых, более активны и чаще попадаются на глаза, во-вторых, громче шуршат палой листвой. Исследователи не исключают, что шимпанзе в это время могут больше нуждаться в мясной пище, но это пока ничем не подтверждено.
Однажды вечером Панди, будучи в одиночестве, поймал и расколол черепаху, залез с ней на дерево, вкусно поужинал, но осилил только половину. Недоеденную добычу он пристроил в развилке ветвей. Затем спустился на землю, прошел около ста метров, залез на другое дерево, соорудил там себе гнездо и улегся спать. Утром он снова забрался на то дерево, где накануне (13 часов назад) оставил лакомство, и с аппетитом его прикончил.
Это чуть ли не первый случай припрятывания пищи на потом, задокументированный у диких шимпанзе. По мнению исследователей, если бы Панди не задумывался о будущем, а просто наелся и пошел спать (а потом проголодался, вспомнил об оставленном мясе и вернулся), то он, надо полагать, просто бросил бы недоеденную черепаху, а не стал бы аккуратно пристраивать ее в развилке ветвей.
Между тем некоторые исследователи до сих пор считают подобную предусмотрительность свойственной только человеку. Предполагается, что для этого нужны незаурядные когнитивные способности – ведь нужно понять, что хотя сейчас я сыт, но завтра опять проголодаюсь (книга 2, глава 1, раздел “Планы на будущее”). Конечно, многие птицы и млекопитающие (особенно грызуны) запасают пищу впрок, но они это делают, скорее всего, инстинктивно. Считается, что у человекообразных обезьян нет инстинктов в строгом смысле этого слова (врожденных сложных последовательностей действий), так что они могут полагаться только на собственную смекалку, жизненный опыт и социальное обучение.
Остается загадкой, почему данное поведение до сих пор не было замечено в других сообществах шимпанзе, в том числе там, где и черепах много, и наблюдения ведутся давно и тщательно. Например, шимпанзе из национального парка Тай в Кот-д’Ивуаре умело колют орехи, но не черепах. Либо тамошним обезьянам и без того хватает белковой пищи (предположение, выглядящее крайне натянутым: когда живешь в лесу без магазина, хорошей еды много не бывает), либо это специфическая культурная традиция, некогда заложенная гениальным или просто удачливым первооткрывателем и сохраняющаяся в сообществе Рекамбо благодаря социальному обучению. В последнем случае мы допускаем, что у шимпанзе, не умеющего колоть черепах, очень мало шансов дойти до этого своим умом (или случайно наткнуться на удачную последовательность действий), однако для успешного копирования такого поведения мозгов у шимпанзе хватает. Не исключено, что подобные культурные традиции – сложные последовательности действий, позволяющие завладеть ценным ресурсом, – некогда сыграли важную роль в эволюции человеческого мозга и разума (см. главу 12).
