Интуитивно можно предположить, что на каждого человека такого дохода не хватит, но помните о том, что в будущем возникнет множество разных так называемых алгоритмов искусственного интеллекта, проводящих наноплатежи одновременно. Рассмотрим экстремальный сценарий, по которому вся активность осуществляется через алгоритмы искусственного интеллекта – и это означает, что люди ничего не делают напрямую. Ценность, создаваемая данными, исходящими от людей, возрастет примерно так же, будет по меньшей мере так же высока, как и историческая ценность людей, выполняющих задания напрямую. Если ценности людей прошлого – и разнообразия ценности – достаточно, то так же будет и в будущем, пока искусственный интеллект воспринимается как иная форма подачи человеческого капитала, а не как чужеродный источник капитала.
Например, представим себе будущее, в котором до сих пор нужно чистить зубы, потому что генная инженерия, нанотехнологии и прочее не нашли еще альтернативы, при которой чистка зубов морально устареет. Но это будущее, так что вы больше не чистите зубы; робот вводит очищающие частицы тысячам людей, за которыми он следит, чтобы вычистить им зубы до совершенства. Если продолжить снабжать алгоритмы робота украденными данными, то вы так и будете сидеть, пока вам чистят зубы, чувствуя себя бесполезным и абсурдным существом на содержании. Однако если вы знаете, что некоторые особые люди гениально чистят зубы и показали несколько примеров, благодаря которым ваши зубы сейчас абсолютно здоровы и выглядят превосходно, и что этим людям платят, точно так же как и вам за ваши умения, и что вам тоже могут заплатить за то, что делаете вы, в условиях цифровой экономики, которая растет потому, что люди ко всему подходят творчески… в таком мире вы не почувствуете себя абсурдным и бесполезным. Достоинство должно присутствовать даже в таких незначительных делах, как чистка зубов.
Такой подход может вызвать религиозные протесты от верующих в истинный искусственный интеллект, но, возможно, стоит отбросить это метафизическое теоретизирование в интересах стабильной экономики.
Банальность невесомости
В главе «Как мы заложили основу на будущее» я также говорил о созидательном императиве, благодаря которому в восприятие интернета привносится видимость «невесомости». Одним из последствий этого стала зародившаяся сначала в альтернативных группах Usenet эпидемия жестокого абсурда, поскольку из всей выгоды осталось лишь внимание и никто не был заинтересован в том, чтобы продолжать общение на цивилизованном уровне.
На сегодняшний день одна из главных проблем виртуальной реальности состоит в том, что наиболее очевидные клиенты, готовые платить деньги, – это геймеры, а в культуре компьютерных игр пышным цветом расцвела мизогиния.
Это явление известно под названием Геймергейт. Жалобы на то, как в компьютерных играх подается образ женщины, не слышны на фоне вала глупых агрессивных выпадов. С развитием феминистского гейм-дизайна реакцией на него стали волна угроз и давление с целью унизить. Женщины, активно участвующие в культуре компьютерных игр, подвергаются реальному риску, пока они не начнут пропускать мужчин вперед. Геймергейт оставил за собой след разрушенных жизней. Стоит ли говорить, что виновники считают жертвами как раз себя.
Разработки и культура, исходящие из технического мира, не объясняют всего, но их влияние действительно огромно.
Многие годы Геймергейт был бичом компьютерной культуры, но в 2016 году его отголоски коснулись и выборов, в том числе и президентских выборов в Соединенных Штатах. Геймергейт послужил прототипом, генеральной репетицией и стартовой площадкой для правой альтернативы
[163].
Те проблемы, которые до этого были актуальны только на задворках Usenet, теперь ударили абсолютно по всем. Например, все, включая президента, возмущаются из-за «информационных вбросов». Даже сама новость об этом термине быстро стала вбросом; термин «информационный вброс» намеренно превратили в расхожий штамп до той степени, что его значение поменялось на полностью противоположное, причем в течение всего нескольких месяцев с момента появления
[164]. Информационные вбросы стали выражать отношение вспыльчивой американской администрации к реальным новостям.
К счастью, существуют и более точные термины. Например, сообщалось
[165], что владелец компании, которая выпускает продукты виртуальной реальности и которую приобрела за пару миллиардов долларов компания, разрабатывающая социальную сеть, – и которая упоминалась в начале этой книги, – назвал засилье ставшей вирусной садистской онлайн-болтовни «мусорным постингом» или «магией мемов». Далее сообщалось, что он потратил целое состояние на стимулирование активности во время выборов 2016 года. Когда тратишь на что-то серьезные деньги, нужны недвусмысленные слова, чтобы это назвать
[166].
Мусорный постинг явственно отличается от низкопробной журналистики или мнения дилетантов. Мусорный постинг одна из редких разновидностей речи, которая заглушает речь вместо того, чтобы ее умножать. Напоминает ситуацию, когда в камере пленного вражеского солдата включают громкую музыку, пока он не сломается. Мусорный постинг засоряет и разговор, и сознание, так что и правда, и рассматриваемое мнение теряют значимость.
Приверженцы всех политических взглядов повсеместно призывали компании, занимающиеся разработкой технологий, сделать уже хоть что-нибудь с засильем мусорного постинга. Первыми отреагировали в Google, а потом подтянулся долго до этого сопротивлявшийся Facebook. Теперь компании пытаются помечать мусорные посты и не платить их источникам. Попытка стоит того, но мне интересно, затрагивает ли этот подход главные вопросы.
Вдумайтесь, насколько причудливо то, что целое общество, не только в пределах нашей нации, а по всему миру, вынуждено просить несколько находящихся под жестким контролем корпораций обеспечить пригодное к использованию пространство для транслирования правдивых новостей. Не кажется ли это чем-то странным, опасным и нестабильным, даже несмотря на то, что в руководстве корпораций – просвещенные люди, которые пока что реагируют положительно?
