Но на этом сходство не заканчивалось: и то и другое могло вызвать у человека рвоту, и это не дурацкая шутка. Оба подразумевают определенный элемент риска, необходимость подготовки и некоторую жертву. Идеальная установка для ритуального поклонения.
В последнее время людей в виртуальной реальности редко начинает рвать – мы даже не держим на демонстрациях спец-пакеты для тех, кого тошнит, – но интерес к культуре аяуаски, которая в последнее время вписалась в правовые рамки Бразилии, продолжает манить разработчиков виртуальной реальности. Некоторые наши ведущие разработчики регулярно потребляют аяуаску, а в Калифорнии до сих пор реконструируют ритуалы индейцев Амазонского бассейна.
Я никогда не пробовал аяуаску, а потому оставлю при себе мнение о ее эффекте. Скажу лишь, что у меня нет доказательств психической связи между употребляющими ее людьми и я не раз находился рядом с теми, кто ее употреблял. Так что я часто говорю, что прошелся по туго натянутому канату. Если упасть с него влево, то ты суеверен, а если вправо, то ты редукционист.
Город стимуляторов
Давайте вернемся в Пало-Альто 1982 года.
Мы с Уолтером использовали сенсоры для создания простого устройства контроля основных жизненных показателей, похожие на те, которые использовал Стивен Лаберж. Перчатка с обрезанными пальцами позволяла наблюдать свои внутренности на экране в режиме реального времени. Легкие там синхронизированы с вашими; если сделать глубокий вдох, они расширятся. Можно было посмотреть, как бьется ваше сердце.
Данные фиксировались, хотя по большей части это была лишь имитация, потому что хранить большие объемы данных в то время обходилось слишком дорого; кроме того, скучающему сотруднику приходилось постоянно сидеть и менять дискеты.
Наш замысел состоял в том, чтобы собрать у людей данные, а алгоритмы нашли бы взаимосвязи с их здоровьем. Возможно, у системы получилось бы диагностировать заболевания. Возможно, это помогло бы им следить за физической формой и контролировать уровень стресса. Своего рода игрушка, предназначенная для поддержания здоровья!
Сейчас звучит банально, ведь фитнес-браслеты продаются повсеместно – и зачастую их даже слишком много, – но тогда задумка была свежей и неожиданной.
Мы с Уолтером работали вместе по ночам из-за графика, которого он придерживался в лаборатории сна. Я перевязывал компьютер, обычно Apple Lisa, ремнями для ручной клади, и мы шли работать в ночную закусочную. В некоторых из них были розетки, вмонтированные в стены в удобных местах; чтобы сесть на нужное место, приходилось действовать расчетливо: «Я закажу яичницу с беконом, если вы позволите мне сесть вон туда!»
Как-то поздно вечером мы работали над проектом, который я назвал «маслобойня». Скажу сразу, это НЕ та маслобойня, которая сейчас находится в Пало-Альто. Это прояснение важно, потому что по ночам мы развлекались тем, что наблюдали за хозяином, с воплем нинздя пытавшимся прибить крыс, время от времени сновавших под стойкой. При нас это у него никогда не получалось, но мы восхищались его целеустремленностью. Нескольким особенно храбрым крысам хакеры дали имена и говорили о них с симпатией.
– Просто удивительно, какой этот мужик настойчивый, хоть и не убил ни одной крысы.
– Работай он с компьютерами, уже рулил бы огромной компанией.
– А почему бы нам не попробовать?
Мы собрали прототип и поехали демонстрировать устройство на выставке потребительской электроники в Лас-Вегасе. Может быть, какая-нибудь крупная компания захочет приобрести его у нас по лицензии!
Мы были наивными. Связались с посредником, чья репутация была далека от безупречной. Он должен был находить контакты и заключать сделки, но ничего не сделал и бросил нас в каком-то задрипанном клоповнике, годном только для порносъемок.
Но мы все же узнали, как люди работают. Уолтер помнит энтузиазм, с которым нас приняли. Я помню, в каком шоке они были, увидев анимированное изображение собственных внутренностей.
Я помню и ощущение радости предпринимательства. Изобретай. Делись с людьми. Радуйся. Повторяй.
В 1990-е годы, после того как распалась VPL, Уолтер заинтересовался виртуальной реальностью как инструментом исследования и лечения, особенно в поведенческой медицине. С тех пор он вместе с другими членами команды работал над управлением влечением к насилию, а также другими интересными проектами. В начале нового века он познакомил меня с моей будущей женой. Первое, что он мне сказал о ней, было: «Она похожа на Бетти Буп», и это оказалось абсолютной правдой.
Правовое поле, волосы и плечо великана
Сейчас это кажется смешным, но когда мне было примерно двадцать два, я упивался всем, о чем рассказал выше, но в то же время боялся, что я безнадежный неудачник. Мне было стыдно за то, что я упустил возможность получить образование. Я воображал, что моя мать хотела бы видеть меня профессором в Гарварде. Устаревшие взгляды не давали мне покоя, и я думал, что должен как-то добиться легитимности. Я хотел получить приглашение в один из тех замков, которые Кремниевая долина могла спалить дотла.
В компании, которая продавала игру Moondust, меня спросили, могу ли я представить ее на престижной конференции по вопросам компьютерной графики SIGGRAPH. На этой конференции собирались представители как промышленной отрасли, так и академических кругов, и я спросил себя, не это ли мой шанс выступить в официальном качестве.
SIGGRAPH, которая в тот год проходила в Бостоне, оказалась безумной и богатой на впечатления. Это было одно из тех контркультурных мероприятий, которые оставались слишком цивилизованными, чтобы им прощали настоящий хаос. Таким же был фестиваль Burning Man в первые годы своего существования. А еще, как и дома, компьютеры были медленными и многого не умели, так что людям пришлось ждать, пока вступит в силу закон Мура.
Во время моей первой поездки на SIGGRAPH все нити судьбы сошлись воедино. Еще до окончания конференции я решил переехать в Бостон, нашел нескольких новых друзей на всю жизнь, встретил женщину, на которой в конце концов женился (хоть наш брак и был странным и недолгим), обрел наставника, которого очень ценил и обожал в дальнейшем, и поучаствовал в первом в своей жизни настоящем исследовательском проекте.
Почти сразу меня окружили чудаковатые студенты из Массачусетского технологического института, и у меня возникло чувство, что мы с ними знакомы давным-давно. Оказалось, что это студенты Марвина Минского, одного из основателей направления искусственного интеллекта.
С одним из них мы дружим до сих пор, хоть и прошло уже несколько десятков лет. Волосы Дэвида Левитта были похожи на мои, только темнее. Такая же копна дредов до плеч. Мы выглядели как зеркальные отражения друг друга, если смотреть прищурившись, только он был черным, вернее, «черным евреем», как он сам себя называл. Меня он звал «братом от другой матери».
Мы впечатляюще смотрелись рядом и развлекались на славу. Больше всего мы обожали носить яркие западноафриканские одеяния. У Дэвида, как и у меня, был свой особенный стиль игры на фортепиано, появившийся под влиянием Монка и регтайма, в то время как мой развился под влиянием Скрябина, Нанкарроу и нью-йоркского джаза.
