Энди Херцфельд, написавший операционную систему Macintosh, тогда только ушел из Apple из-за расхождений во взглядах с руководством компании
[77]. Он наведывался ко мне, и мы сделали совершенно потрясающую демоверсию на основе Mac. Она вписывалась в наш антиязыковой подход к высокоуровневому программированию с манипуляциями при помощи перчатки, а еще включала в себя отслеживание связей и другие окологипертекстовые элементы.
Боюсь, это был еще один артефакт, затерявшийся среди призраков старых платформ. Даже не помню, какое название мы ему дали. Черт возьми, Энди умеет писать код. Он был одним из лучших среди всех, кого я когда-либо знал. (Кстати, он был не из тех, кто сливал на сторону секреты Apple, а кто сливал, я не скажу.)
Затем ко мне внезапно пришла известность. Один из моих проектов в области языков визуального программирования оказался на обложке «Scientific American».
Это произошло, когда мою работу увидел Ларри Теслер, занимавшийся научными разработками в Xerox PARC. Мне до сих пор кажется непостижимым то, насколько великодушными были ко мне люди. Ларри – известный изобретатель браузера, то есть не просто программы для просмотра веб-страниц, как Edge или Firefox, но куда более фундаментальной концепции самого интерфейса исследования информационных структур, основанного на выборе. Были времена, когда нам приходилось изобретать даже столь элементарные вещи. Ларри продолжил свои исследования в Apple, а затем в Amazon.
Так или иначе, пока номер готовился к печати, мне позвонил редактор с просьбой сообщить, какую организацию я представляю. А я не только не представлял никакую организацию, так еще и, под влиянием мировоззрения хакеров, не хотел этого. Это оказалось серьезной проблемой.
– Сэр, это «Scientific American». Наши правила четко предписывают сообщать в оглавлении и в начале статьи о принадлежности автора к той или иной организации.
В результате нескольких абсурдных споров я сдался и придумал один вариант.
– Я представляю VPL Research.
Редактор, казалось, облегченно вздохнул, как будто из его туфли волшебным образом исчез раздражающий камешек.
– Это значит, что ваша организация работает с языками визуального программирования?
– Нет, с языками виртуального программирования.
Внезапно, сам не знаю зачем, я сказал:
– Да, напишите: VPL Research, Inc. Кто знает, возможно, когда-нибудь она станет компанией?
Вышедший номер наделал шума.
Алан Патрикоф, один из первых венчурных инвесторов Кремниевой долины, заметил это самое «Inc.», которое редакторы «Scientific American» добавили к названию организации, и приехал в наш богом забытый уголок Пало-Альто. Он оценил демоверсии и сказал, и это действительно были его слова: «Молодой человек, вам нужен венчурный капитал».
Я ответил:
– Но ведь компании как таковой нет!
– Мы решим этот вопрос.
– Может, дадите мне пару дней все обдумать?
– В Кремниевой долине нет времени рассусоливать.
– Точно
[78].
Галёрка
Судьба балансировала на лезвии ножа, и у меня было лишь одно мгновение, чтобы подтолкнуть ее в том или ином направлении. Стоит ли мне основать собственную компанию в Кремниевой долине?
Тогда не было проторенных путей. Никакой поддержки для новых проектов, никаких наград молодым предпринимателям, никаких площадок для краудфандинга. Ну и, кроме того, я вырос не в том мире, где люди живут в шикарных особняках, окруженных подстриженными кустами, и где вопросы решаются за счет того, что твой кузен-адвокат знаком с банкиром. Я не водил знакомств с нужными людьми, и у меня не было совершенно никаких зацепок.
На первый взгляд современная Кремниевая долина выглядит хаотичной и «независимой», но на самом деле она очень формализована и упорядочена. Она превратилась в постоянно сужающийся мир престижных инвесторов, вкладывающих средства в молодые проекты, и нескольких больших корпораций, которые решают, стоит ли эти проекты покупать. В то время мы еще пытались устроиться.
Меня терзали противоречивые чувства насчет того, кем я хочу быть. Внутри меня метался тигр; может, мне стоит стать героическим генеральным директором, как Стив Джобс? Другая часть меня поддерживала хакеров, которые вечно насмехались над этим генеральным директором. В среде хакеров бытовало мнение, что генеральные директора компаний либо дураки, либо козлы, каких мало. Третьего не дано
[79].
В маленьком ресторанчике «Хунань» один из моих бородатых приятелей-хакеров, который даже не входил в нашу группу разработчиков виртуальной реальности, сказал мне: «Тебе придется основать компанию и контролировать ее целиком».
Второй возразил: «Не оскорбляй его. С чего это он вдруг должен опускаться до того, чтобы стать пиджаком?»
Я никак не мог заставить этих парней замолчать.
– Бог ты мой! Народ, да мы еще не знаем, получится ли у нас основать компанию.
– Тебе придется контролировать все, потому что иначе, знаешь ли, идиоты в совете директоров решат, что они должны что-то делать, а это всегда психопаты.
Этот парень как раз недавно сбежал из Apple.
– Отличная мысль, но не думаю, что у хакера получится основать сколько-нибудь успешную компанию, да еще и удержать над ней контроль.
– Когда-нибудь это произойдет!
Раздался радостный шепот.
Потребовалось несколько десятков лет, но мечта о хакерском контроле наконец-то сбылась. Facebook стала первой «общественной» компанией под однозначным контролем одного-единственного технаря. Но вернемся обратно в «Хунань».
Я начал мечтать вслух.
– Может быть, нам не нужно учреждать компанию. Что, если это всего лишь проект в области искусства? Выпустили бы оборудование для виртуальной реальности и распространили его бесплатно, как Free Print Shop в городе.
– Не знаю. Ты когда-нибудь руководил заводом по производству электроники? Очень сложно понять все правильно. Я что-то не вижу группу добровольцев, которая собралась бы это сделать.
