Медлит.
Стоит у окна и смотрит на безлюдную улицу. Наблюдает за кэбом, стоящим у особняка напротив, не понимая, почему сжалось сердце в дурном предчувствии.
— Милорд, вы тоже видите? — услышал он за спиной шаги дворецкого. — Я обошёл все покои на этом этаже, а он всё стоит.
Траффорд подошёл к окну, проверил задвижки, поправил льняные временные портьеры.
— Вижу. Стоит, — подтвердил Мартин. — Верно, не все Брикманы покинули дом. Или кто-то вернулся.
— Четыре дня как все съехали, милорд. Ворота на запоре. Если как следует всмотреться, то видно. В дом никто не входил и не выходил. Я бы заметил.
Его сиятельство не спускал глаз с кэба:
— Думаешь, надлежит сообщить в участок? — гадал, почему ему так трудно дышать?
— Думаю, — многозначительно кашлянул дворецкий, — вам следует выйти и…
— Молчи, — оборвал его хозяин.
Вскинув голову и щурясь вслед отъехавшему кэбу, унимал усилившееся сердцебиение.
Сбежать вниз, рвануть за ручку дверь в кухню, где в ожидании отъезда с кружкой чая в руках сидел Феликс, заняло не более двух минут.
— Четыреста восемь, милорд!.. Номерной знак кэба!.. — кричал вдогонку, спешащий закрыть ворота спотыкающийся Траффорд.
Граф сожалел, что не продолжил наблюдение за Шэйлой. После подписания бумаг о разводе, он отказался от услуг Ларкинза. Женщина сделала выбор, и он уважал её решение. Наверное, сыщик знал адрес проживания леди, а вот Мартин узнать его не удосужился. К чему?
Начавшийся дождь не стал преградой.
Лорд Малгри торопил немого кучера, нетерпеливо постукивая в стенку кузова, выкрикивая в лючок под потолком:
— Не упусти! Уйдёт!
Не знал, почему был уверен, что в кэбе Шэйла, а не кто-либо ещё.
Не знал, почему было так важно не потерять её.
Они нагнали кэб № 408 у Мраморной триумфальной арки и упустили на пересечении Холборн и Фаррингдон Роуд.
— Гони на Клот Фэр. Где-то там, совсем рядом… — волновался его сиятельство, заталкивая вглубь себя нарастающую необъяснимую тревогу.
Адрес, адрес, — билась навязчивая мысль, стараясь выудить из глубин памяти нужные данные. Казалось, он слышал его. Не мог вспомнить, когда и от кого. Не от Ларкинза.
Некоторое время экипаж кружил по узким улочкам, пока они не наткнулись на кэб № 408, выезжавший из ближайшего переулка.
Остановив его, граф узнал адрес дома, у которого вышла женщина, по описанию кучера похожая на Шэйлу.
Конечно, Одерсгейт-стрит, — вспомнил Мартин название улицы, слышанное от Лоис Кирби, бывшей содержанки его сына. Как он мог забыть?
Почему ему было так важно догнать женщину в образе Шэйлы, он понял двадцать минут спустя.
Когда опоздал.
Он не знал, как смог жить… Жить после того, что пережил. Он смотрел на тело Шэйлы, распростёртое у его ног, и чувствовал, как затихает её дыхание.
Душа женщины, которую хотел удержать всеми силами своего сердца, ускользала от него в чужое, неведомое время. Ускользала с каждой секундой. Улетала в небытие, а он не знал, как её удержать.
Он неожиданно остро ощутил собственное одиночество. Двадцать минут назад ничего подобного не было, а сейчас, стоило увидеть её бездыханной, как ударила в сердце боль, опалило стылой тоской, окатило холодом.
Она ушла.
Вслед за ней ушла и его душа.
Гнался за её душой, звал, уговаривал:
— Вернись! Вернись к порогу моего дома бездомной кошкой — я дам тебе приют, дам кров и пищу, тепло и ласку.
Просил:
— Вернись перелётной птицей — я не отниму твою свободу, буду рядом, буду оберегать и защищать тебя.
Умолял:
— Вернись полевым цветком — я помещу тебя в благодатную почву, напою родниковой водой. Ты пустишь новые корни. Здесь, рядом со мной. Только вернись…
Его душа искала её, витая над узкими кривыми улицами Лондона, проносилась над скрипучими мостами и безлюдными парками, заглядывала в окна всех домов в надежде найти её среди живых.
Он чувствовал себя потерянным, никчёмным, никому не нужным. Умирающим, но всё ещё живым и всё ещё не сдавшимся.
Пролетело душное дождливое лето.
Миновала промозглая ветреная осень.
Боль, застрявшая занозой в сердце, не отпускала. Не легчало. Пресловутое «время лечит» не находило его, высасывая жизнь по капле.
Погружаясь в губительное вязкое отчаяние, он тонул в нём.
Знал, что никогда не будет прежним, что эта холодная как долгая зима бесконечность отныне навсегда станет частью его сердца, его утраченной души.
Она навсегда осталась с ним. В тенях на стене, в каплях дождя на оконном стекле, в биении его сердца, в бесконечных мысленных диалогах, которые он ежечасно с ней вёл.
Раны его сердца не заживут никогда.
В нём поселилась вечная боль.
Вечная нежность.
И вот она вернулась… Душа… Чужая, загубленная душа вернулась. Её хозяйка перед ним. Не это ли чудо? Истинное, непостижимое.
— Леди Стакей сегодня спросила меня, почему я продолжаю ездить в её дом, — услышала Ольга тихий голос мужчины.
Он налил полный бокал вина и выпил залпом.
Не отрываясь, смотрел на огонь.
Глава 36
Лорд Малгри помнил и тот день, в который виконтесса подписала бумаги о разводе и ушла. Не оглянувшись, будучи уверенной, что носит под сердцем дитя его сына.
Она ни о чём не рассказала ему, не попросила ни помощи, ни совета. Оболгала себя и поставила в неловкое положение его.
На тот момент Мартин ничего не знал. О чём-то узнал чуть погодя, о чём-то только сейчас. Непростительно поздно!
— В тот вечер, когда убили барона Спарроу, я увидел кэб у дома напротив, — кивнул его сиятельство в сторону окна. — В нём находились вы.
Услышав отрывистый вздох мадам Ле Бретон, повернулся к ней и жестом руки остановил:
— Молчите и слушайте… Я поехал за вами, но случилось так, что опоздал. Когда распахнул дверь дома на Олдерсгейт-стрит, тело Шэйлы лежало в холле у подножья лестницы. Барон Спарроу бросился на меня с ножом. Из-за моей спины раздался выстрел.
Ольга прижала ладонь к губам, сдерживая возглас удивления. В глазах стояли слёзы. Она заново переживала момент своего падения и… смерть.
