– Утонул в колодце, – объяснил я. – Прошлой зимой.
Глядя на лицо господина Сэки, я получил ясное представление о своем собственном лице в тот миг, когда я узнал о подлинной гибели скандального сына пьянчужки Нацуми.
– Это шутка? – ледяным тоном произнес Сэки Осаму.
Я развел руками:
– Разве бы я осмелился? Мальчика зовут Иоши, он упал в колодец год назад.
Некоторое время старший дознаватель молчал.
– Разойтись! – вдруг скомандовал он, перекрыв и гомон сослуживцев, и вопли монаха. – Все по рабочим местам! Перерожденца не видели, что ли? Не слышали? Живо исполнять!
Двор опустел. Даже архивариус с секретарем решили не искушать судьбу. У дверей, за которыми бесновался Иоши, мучая новое тело криками и бессонницей, остался только стражник – и то лишь потому, что не имел права оставить пост.
– Гра-мо-та! Грамота о фуккацу!
– Значит, Дракон-и-Карп? – пробормотал господин Сэки. Ответа он не ждал. – А ведь казалось, это дело – проще некуда… Вы, Рэйден-сан, человек исключительной удачи. Что говорит настоятель Иссэн?
– Мы разбираемся, Сэки-сан. Трудимся, не покладая рук. Из управы я собирался идти на встречу с настоятелем.
– В храм?
– Нет, он заночевал в городе, у знакомых. Мы назначили встречу в лапшичной, а дальше – по обстоятельствам.
– А это что?
Он смотрел на клетку с Лазоревым драконом.
– Обстоятельство, – объяснил я.
– Это же амулет! Амулет из Киёмидзу-дэра.
Вот кто знаток, изумился я. С первого взгляда определил.
– Это амулет, Сэки-сан. И в то же время это обстоятельство.
– Если я велю вам объясниться, это затянется?
Я вздохнул, стараясь в точности воспроизвести недавний вздох начальства.
– Гра-мо-та! – подтвердил из-за дверей перерожденец. – Хочу грамоту!
– Завтра, – смилостивился господин Сэки. – Завтра ко мне с докладом. С самым подробным докладом, какой только существует на свете. И со всеми этими вашими…
Он брезгливо поджал губы:
– С обстоятельствами!
Я мысленно поблагодарил лазоревого благодетеля, тихонько сидящего в клетке. Вот ведь удача! Не соврал торговец: мудрость и величие, доброта и щедрость, богатство и счастье. И еще тридцать три добродетели!
– Гра-мо-та! – неслось мне в спину, когда я кинулся прочь.
Глава четвертая
Алтарь в пустом доме
1
Хвосты Хонгавы и Трех Деревень
В лапшичную я успел последним.
Отец и настоятель Иссэн уже пили чай, расположившись снаружи, за отдельным столиком, вынесенным на улицу специально для уважаемых гостей. Погода выдалась чудесная: светило солнце, от туч не осталось и следа. Даже не скажешь, что зима. Лапшичная с утра пустовала, если не считать полицейского Хизэши, которому я помахал рукой. Хизэши ответил мне вялым кивком: похоже, дела у него шли не лучшим образом.
Набиваясь днем или по вечерам в помещение, люди дыханием и теплом своих тел согревали воздух в лапшичной. А так, как сейчас, было все равно, где сидеть: под крышей или за порогом.
Понимая, что выгляжу запыхавшимся торопыгой, позором семьи, не обученным вежливости, я наскоро поприветствовал отца и монаха, после чего водрузил на стол, между чашками и чайником, клетку с моим заветным дракончиком.
– Что это? – морщась, спросил отец.
– Амулет, – объяснил настоятель, спокойный как живой будда. – Амулет из Киёмидзу-дэра. Думаю, поддельный, наших умельцев. Тонкая работа, не каждый заметит.
– Удача от него тоже поддельная? – отец поднял взгляд на меня.
Монах пожал плечами:
– Удача или есть, или нет. Ее в клетку не посадишь.
– Вот! – перебил я старших, догадываясь, что позже огребу от отца славную выволочку. – Клетка! Иссэн-сан, что это за клетка?
– Клетка для дракона, – настоятель отхлебнул чаю. – С храмовой крышей. Дракон – сила, храм – почтовая станция на пути богов и будд. Сэйрю, Лазоревый дракон – благосклонность. В иных случаях – весна, расцвет. Что именно вас интересует, Рэйден-сан? Сочетание символов?
Дядюшка Ючи вынес для меня раскладной матерчатый стул.
– А если не дракон? – сесть я и не подумал. Пыхтел, сопел, восстанавливал дыхание после бега по городу. Возбуждение билось птицей в груди, просилось на свободу. – Кого еще носят в таких клетках?
– Настырных грубиянов, – буркнул отец. – К месту наказания.
Настоятель жестом показал ему, что не сердится.
– Вы никогда не видели дам с собачками? – спросил старик у меня. – Знатных дам? В таких изящных клетках хозяйки носят собачек породы хин. Эти крошечные пёсики умещаются и в рукаве, но клетка – это изысканно. Кое-кто из даймё
[21] считает хинов талисманами своих семей.
Дам с собачками я не видал, но верил опыту настоятеля.
– Значит, в рукавах? – я сдвинул ладони, показывая размеры собачек, о которых говорил старик, а потом развел руки как можно шире. – А если собака большая? Здоровенная? Бывают клетки-паланкины для больших собак?
– Для преступников бывают, – заметил отец. – Которые хуже собак.
Я сделал вид, что не понял намека.
– Да, – согласился настоятель. – Вы совершенно правы, Рэйден-сан.
У моего отца глаза полезли на лоб.
– В крепких и поместительных клетках, – настоятель деликатно сделал вид, что не заметил проявления отцовских чувств, недостойных самурая, – хозяева носят бойцовых собак к месту боев. Да, это клетки-паланкины. Матерого пса несут вдвоем, а если путь дальний, то и вчетвером, чтобы не утомляться. У этих клеток храмовые крыши из плотной ткани. Это традиция, Рэйден-сан, она сулит победу.
– Носят? – не выдержал отец. – Бойцовых собак? Что за чепуха!
Грубияны, злорадно подумал я. Семейная черта.
Старик махнул дядюшке Ючи, чтобы тот принес еще чаю. Махнул второй раз, предлагая мне все-таки сесть. Я подчинился.
– Бои собак запрещены, – объяснил настоятель. – Как и любой запрет, он не исполняется. Полиция и чиновники надзора берут взятки и смотрят в другую сторону. Насколько мне известно, за четверть века наказанию подверглось менее семидесяти нарушителей по всей стране. Дюжину сослали на остров Девяти Смертей.
– Вот! – отец ликовал. – Сослали! Считай, казнили!
– Формально запрет надо соблюдать. Водить по улицам крупного злого пса нельзя, даже на поводке. Вам, Хидео-сан, это известно лучше моего. Кроме того, прогулка с очевидно бойцовой собакой – это вызов властям. Дерзость, неуважение. Можно закрывать глаза на незначительные нарушения закона, но нельзя прилюдно тыкать нарушением закону в глаза.
