«Монах какой-то. Жирный, противный. Жирный, а бегает – не угонишься!..»
Не какой-то жирный, никому не известный монах, а Нобу, торговец амулетами. И ты это знал, Шиджеру, только мне решил об этом не докладывать. Ладно, поняли мы, запомнили мы.
– Вы ничего такого не замечали? – вернулся я к женщине. – По ночам, а? Шум, гам, свет? Вопли?! Я про монаха…
– Замечала, – охотно согласилась женщина. – Шум, гам, вопли.
– Давно?
– Пару дней назад. Может, больше, не помню уже.
– Доложили, куда следует?
– И не подумала.
– Испугались?
– Чего тут бояться? – изумилась моя собеседница. – Он монах, у него амулеты. Мало ли кто к нему за полночь является? Небожитель с облаков спустился, бес из горшка выпрыгнул… Мое-то какое дело? Ко мне бесы не лезут, и ладно.
Глаза ее сузились, заблестели:
– А вы чего спрашиваете? Вы, небось, воры, да? Переоделись самураями, старичка в рясу обрядили, для глаз отвлечения? Вы воруйте, я не против. Станете уходить, со мной подели́тесь. За молчание, а? Иначе шум подниму. Как вы спрашивали? Шум, гам, вопли!
– Городская стража! – рявкнул отец, отстраняя меня. – А ну живо в дом!
И вслед женщине, метнувшейся во двор:
– Услышу хоть слово, арестую!
В сердцах он пнул захлопнувшуюся калитку:
– Делиться с тобой? Награбленным?! Ах ты дрянь!..
3
«Прошу вас, не трогайте эту вещь»
Дверь жалобно заскрипела, открываясь. Она была не заперта. Отец хотел войти первым, но я не позволил. Предупредил:
– Внутри ничего не трогайте. Сначала осмотримся.
У входа я разулся: во-первых, это уважение к дому и хозяевам, и не важно, что в доме никого нет. Во-вторых, привычка давно стала частью меня самого. А в-третьих, ни к чему оставлять на полу грязные следы, затаптывая другие следы, которые могут обнаружиться.
Поискав взглядом стойку для плетей, я решил, что это уже слишком, и оставил оружие за поясом.
Короткий сумрачный коридор оканчивался раздвижной дверью. Рисунок на бумаге выцвел: ветви ивы на фоне то ли неба, то ли пруда, не разберешь. Два проема справа и слева. Оба открыты, бесстыже демонстрируя нутро комнат: жалкой каморки слева, и чуть побольше – справа.
Отец указал направо:
– Что бы тут ни творилось, полагаю, это было здесь.
Я кивнул:
– Хорошо. Сперва осмотрим другие помещения. Место происшествия – в последнюю очередь.
– Да, Рэйден-сан, – согласился старый настоятель.
– Да, Рэйден-сан, – эхом откликнулся отец.
В сердце колыхнулась, ударила в скалы волна беспокойства. Старше годами, опытом, положением, они не возразили мне ни словом. Мой начальник в службе Дракона-и-Карпа, Иссэн Содзю всем видом показывал, что веер первенства сейчас у меня в руках. Вспомнилось:
«Ну какой из меня старший дознаватель? Эта должность чисто формальная. От меня требуются скорее советы или одобрения, нежели прямые действия. Действовать назначено вам, дознавателям.»
Торюмон Рэйден, господин, отдающий приказы. Неслыханная честь, немыслимая ответственность. Гром и молния! Впрочем, если что-то пойдет не так, гром грянет над моей головой, а молния шарахнет прямиком в мое темечко.
Я шагнул вперед.
Слева располагалась спальня. Набитый хлопком тюфяк поверх дощатого настила. Горка смятого одеяла. Доска с письменными принадлежностями. Стопка листов дешевой бумаги: шершавой, сероватой. Листы чистые, записей нет. Кистями и тушечницей давно не пользовались. У стены шкафчик: семь выдвижных коробок, поставленных друг на друга. Шкаф венчала крыша – соломенная шляпа. В верхней коробке лежала сменная ряса. В средней – шкатулка с зубным порошком и полдюжины щеток, сделанных из расщепленных веточек ивы. В полумраке щетки были похожи на засушенных палочников.
Больше ничего.
За дверью в торце коридора обнаружился чулан: темный, затхлый и пустой, как котомка нищего. Пока я обследовал чулан и спальню, мои спутники терпеливо ждали в коридоре у входа. Это правильно: сюда мы бы вместе не втиснулись. Но когда я вошел в более просторную комнату, оба последовали за мной.
Приблизясь к окну, я поднял бамбуковую штору и закрепил, чтобы не падала обратно. В комнате сразу прибавилось света. Да, помню, я велел ничего не трогать. Но много ли тут разглядишь без света?
Вот это да! В смысле, нет. В лавках на улице Тысячи Лотосов амулетов было заметно больше. Но такого разнообразия я не встречал ни у Топора, ни у Ворона. Амулеты висели на трех стенах из четырех. Кроме вышитых мешочков с молитвами, здесь красовался целый зверинец: собаки, кошки, лисы, тигры, черепахи. Материал на любой вкус: кость, металл, магнолия. Монеты на шнурках. Звёздочки-сюрикены – в древности такие служили оружием, а теперь, освященные в храмах грозного владыки Фудо-мео, тезки нашего архивариуса, они дарили твердость духа и устрашали врагов. Серебряный с чернением цветок лотоса – уж не знаю, для чего. Дощечки с символами месяцев – на особую удачу в месяц рождения. Миниатюрные куклы Дарума…
Я представил короб, в котором монах таскает это добро из города в город, и ужаснулся. Небось, величиной с гору Фудзи! Или Нобу успевает распродать бо́льшую часть? Тогда он просто бог торговли.
Часть оберегов попа́дала со стен и теперь валялась на полу. Рассыпались пучки деревянных стрелок для защиты от злых духов. Те, что остались связанными, напоминали пучки зеленого лука на рынке. Я старался не наступать на них: сломанный амулет – к несчастью.
У стены напротив входа стоял алтарь-буцудан, накрытыйшелковым покрывалом. Судя по всему, он был разборным и переносным: рейки, сбитые деревянными штырьками. Примечателен был не сам алтарь, а то, что дверцы его были распахнуты настежь. Покрывало свисало набок, касаясь пола. Одна из двух курильниц опрокинулась и лежала рядом, засыпав пол невесомым серым пеплом. Внутри буцудана виднелись статуэтки будд и связки благовоний. Молитвенные колокольчики рассы́пались идеальным полукругом. Я не смог бы с уверенностью сказать: намеренно их разложили, или это чистая случайность?
Перед алтарем валялась кукла.
Тряпичный человечек с непомерно большой головой и короткими «ручками-ножками». За человеческие конечности их можно было принять лишь при большой доле воображения, скорее они напоминали лучи морской звезды. Куклу скроили из грубой ткани, выкрашенной в красный цвет, и облачили в кимоно с короткими рукавами, украшенное иероглифами наподобие алтарного покрывала. Черную шапку намертво пришили к голове.
Лица у куклы не было. Гладкий красный круг – чуть выпуклый, засаленный так, что хоть похлебку вари. Смотрелся он жутковато.
Сарубобо, понял я.
