Каори боялась этой чрезмерной, удушливой опеки. Пугалась, когда матушка избавляла ее от трудов по дому, пряталась, плакала ночами. Я не знал, что делать; вернее, что ни делал, становилось только хуже. Тогда за дело взялся отец. Он сурово переговорил с матушкой – меня при разговоре не было, но в его суровости я не сомневался. Затем отец взялся за Каори. Он вел себя с ней угрюмо, замкнуто, не тратя времени на пустую болтовню. Гонял к разносчику соевого творога за утренними покупками, в лавку за бобами и имбирем; ворчал, если Каори задерживалась. Велел заштопать прохудившуюся одежду, выстирать пропотевшую. Показал, как он чинит ремешки у сандалий, велел попробовать, обвинил в криворукости. Пару раз дал затрещину – легкую, как перышко, учитывая тяжесть руки моего батюшки. «Вскипяти воду! – командовал он. – Завари чай! Я сейчас уйду, открой ворота…» Даже к колодцу за водой посылал, чего я, право слово, не ждал, учитывая историю Каори и ее покойного брата.
Каори расцвела. Летала, щебетала. Смеялась.
Матушка только диву давалась. Постепенно Каори стала подсаживаться и к ней, и к нашей служанке О-Сузу, исполнять их поручения, учиться домашним хлопотам. Дошла очередь и до меня. Из бога Дзидзо, каким я стал для девочки после того, как вытащил ее из Грязного переулка, а главное, из грязных лап собачника Шиджеру, я превратился в живого человека. Да, в предмет для обожания, что весьма меня смущало, но все-таки!
Быть божеством утомительно, знаете ли.
Мой отец не только ловко владел оружием и честно патрулировал улицы. Он – ну, вы поняли! – еще и недурно разбирался в детских страхах и помыслах. Излишняя опека пугала Каори, как пугает нас все непривычное, чуждое. Девочка даже призналась мне, что поначалу ждала беды. Откармливают? Готовят товар на продажу. Дарят новое платье? Сегодня придет покупатель. Не подпускают к очагу? Велят умыться? Ну да, кто же купит замарашку… Требования отца, обыденность, беготня в ежедневном семейном круговороте – вот что вернуло Каори к жизни, сожгло страх, заставило поверить в новую жизнь.
Об этом я размышлял всю оставшуюся дорогу до усадьбы господина Цугавы. А что мне оставалось, если он молчал?
2
«Чувствуете разницу?»
– Господин! Вы вернулись, господин!
Высокий забор. Главные ворота. В воротах привратник: пожилой, но еще бодрый, судя по поведению. Мигом раньше он выскочил из своей сторожки, словно пес из конуры, и распахнул воротные створки так широко, как только это позволяли столбы и петли.
– Какое счастье, господин! – ликовал он. – Какое счастье!
Казалось, Цугава вернулся с войны, с той древней войны, откуда чаще всего не возвращались.
– Ты молодец, Гичин, – свесившись с седла, Цугава хлопнул привратника по плечу. Тот просиял: видимо, хозяина и слугу связывали давние отношения. – Когда ты у ворот, я спокоен за дом. Что мой сын?
– Молодой господин отдыхает. Его жизни ничто не угрожает.
– Ты уверен?
– Уверен, господин. Рана пустячная, быстро заживет.
– Ничего необычного?
Привратник задумался.
– Плохо ест, – наконец вздохнул он. – Раньше молодой господин ел лучше. Старшая госпожа сварила ему осьминогов. Своими руками! Молодой господин отказался, велел подать в другой раз. Представляете? Он отказался от осьминогов!
Цугава посмотрел на меня. Я пожал плечами. Было фуккацу, не было – отказ от осьминогов ничего не говорил мне.
– Хорошо, – вздохнул Цугава. – Держи бирку, Гичин.
Он спешился и протянул привратнику кожаную бирку с выжжеными на ней иероглифами. Что там было написано, я не знал – не смог прочесть. Остальные самураи последовали примеру господина: спешились и отдали Гичину свои бирки. Я тоже слез с лошади и развел руками: бирки мне не выдали.
– Вам не надо, – успокоил меня Цугава. – Вы гость. Но если захотите на время покинуть усадьбу, возьмите бирку у Гичина. По возвращении отдадите.
– Зачем? – не понял я.
– Любой, кто покидает усадьбу, берет бирку со знаками моего клана. Если на вечерней поверке какой-то бирки не досчитаются, значит, человек не вернулся. Тогда мы поднимаем тревогу и отправляемся на поиски.
– Это очень предусмотрительно, – согласился я. – А если, к примеру, я уйду и решу заночевать у себя дома? Или меня задержат в управе по делам?
Цугава улыбнулся. Взгляд его остался холоден.
– Тогда, Рэйден-сан, я советую вам прислать гонца с известием, что вы задерживаетесь. Во избежание лишних хлопот.
Я ответил поклоном: мол, понял. Традиции с бирками, похоже, было много лет. Мой буйный родич Камбун из всех традиций признавал лишь ношение острых мечей. В семье господина Цугавы носили плети и палки, зато свято блюли все остальные заветы, оставшиеся с древних времен.
Двое самураев повели лошадей в обход, намереваясь завести их через задние ворота и поставить в конюшню. Разумные действия – я уже успел сломать голову, прикидывая, как животных заводят с парадного входа. Сразу за воротами был разбит изящный сад камней с крошечным прудом, справа располагался огород, слева – сторожка привратника; от нее к господскому дому, крытому бамбуковой черепицей, тянулась дорожка, выложенная плоскими камнями…
Короче, лошади испортили бы всю красоту.
Делая вид, что любуюсь садом, я тайком осмотрелся. Строений в усадьбе было немало, я видел далеко не все. Но кое-что я понимал ясно: кромка забора нигде не примыкала к крышам построек в достаточной степени, чтобы можно было, взобравшись на забор, перепрыгнуть на дом. Ну да, мой дом – моя крепость. Если у тебя хватает земли для таких предосторожностей…
«Какой красивый!» – воскликнула Каори, увидев наше жилье еще на стадии строительства. Представляю, что бы она сказала, увидев усадьбу господина Цугавы! А может, ей здесь не понравилось бы – представления Каори о красоте включали в себя многое, чего тут, вероятно, и не нашлось бы.
– Я велел поселить вас в гостевом домике, – сообщил Цугава. Он стоял рядом, ничем не выказывая желания поторопить меня. – Это на заднем дворе, рядом с домиком для купания. Когда у нас нет гостей, мы пьем там чай в хорошую погоду. Не беспокойтесь, там уютно. Прислуга снабдит вас всем необходимым для приятного ночлега.
Он не спрашивал о моих предпочтениях. Он уже все решил за меня. Учитывая разницу в нашем положении, в этом не было ничего оскорбительного. Тем не менее, я почувствовал глухое раздражение.
– Вы знали, что меня отправят к вам? – спросил я.
Он дернул уголком рта:
– Вас или кого-то другого. Я знал, что вернусь с дознавателем. Знал, что дам ему достаточно времени для разбирательства. И потом, Рэйден-сан, вас не отправили ко мне. Я пригласил вас в гости. Чувствуете разницу?
Я кивнул. Разницы я не чувствовал.
3
«Вы простите меня за это?»
– Вы лекарь? – слабым голосом спросил Ансэй.
