– Нет, я дознаватель.
Я не видел причин скрывать правду. Во всяком случае, меня об этом не просили. Куда больше меня интересовал голос сына Цугавы. Голос как голос, ничего особенного.
– Он всегда так говорит? – на всякий случай спросил я у главы семьи. – Вы не слышите ничего необычного?
Задним числом я сообразил, что веду себя невежливо – говорю о присутствующем здесь наследнике, как если бы он отсутствовал или был без сознания. К счастью, господин Цугава не счел меня грубияном.
– Всегда, – ответил он. – Это его голос.
– Очень хорошо, – с облегчением выдохнул я.
– Дознаватель? – опомнился Ансэй. – Почему дознаватель? Зачем?
Он сидел на ложе, одетый в легкое хлопчатобумажное косодэ
[30] без пояса. Внешностью Ансэй был очень похож на отца: орлиный нос, брови вразлет. Даже прически одинаковые: лоб выбрит узкой полосой, узел волос на затылке собран в виде рыболовного крючка и загнут вперед. Но в позе молодого человека, жестах, мимике, в его манере двигаться так, словно он был не человеком, а тряпичной куклой – нет, никто бы не усмотрел в этом родства с властным, решительным Цугавой.
Должно быть, Ансэй пошел в мать. Я взял себе на заметку: при встрече с госпожой подтвердить или опровергнуть это предположение. Голос голосом, а движения не лгут. Если фуккацу имело место, пусть даже самое необычное фуккацу – движения могут выдать подселенца. Спрашивать, не видит ли отец чего-то непривычного в действиях сына, я не рискнул.
Возможно, потом, наедине.
– Служба Карпа-и-Дракона, – вместо меня объяснил Цугава. Я был благодарен ему за предупредительность, но втрое больше за то, как ловко он обошел острые углы визита дознавателя. – Я пригласил господина Рэйдена погостить у нас. Надеюсь, вы сойдетесь. Юношам приятно общение с ровесниками.
– Гость, – Ансэй улыбнулся, смешно наморщив нос. – Рад знакомству, Рэйден-сан! А я уж было разволновался… Надеюсь, вы не подозреваете меня в фуккацу?
Он засмеялся: шутка пришлась ему по сердцу.
– Я тоже рад знакомству, – уклончиво ответил я. – Это честь для меня, Ансэй-сан.
Деликатность, напомнил я себе. Я гость, никаких прямых допросов. Такие, как молодой господин, обидчивы. Замкнется, решит, что семья облыжно считает его перерожденцем, не имея на то оснований; в порыве чувств опять схватится за меч, решив, что незачем жить, если его подозревают в сокрытии чужой личности, видят в сыне постороннего человека…
Попытка вспороть себе живот получала веские обоснования. Сильный отец, слабый сын. Вечные терзания, желание соответствовать строгим требованиям семьи, осознание невозможности изменить свою природу. Акт сэппуку в таком случае – еще один довод в пользу того, что ты настоящий самурай. Даю руку на отсечение, что готовя место для сведения счетов с жизнью и обнажая меч, молодой господин Ансэй втайне желал, чтобы его остановили – и делал все возможное, чтобы так и случилось.
Явись в управу кто-нибудь, менее знатный и влиятельный, чем Хасимото Цугава, изложи историю неудачного самоубийства сына – его попросили бы удалиться, не дослушав до конца. Признаки фуккацу были такими косвенными, зыбкими, малозначительными, что ни один дознаватель не поверил бы в факт перерождения. Подозреваю, что Сэки Осаму тоже не поверил. Меня отправили не для того, чтобы я действовал по протоколу дознания. Меня отправили для успокоения души господина Цугавы. Я проведу здесь несколько дней в праздности и сытости, доложу хозяину дома, что его сын – его сын, и никто более, составлю доклад для начальства, после чего вернусь к своим обычным обязанностям.
Не худший исход, честное слово.
– Отец умер, сын умер, – наследник похлопал себя по груди, где висел амулет, точно такой же, какой я видел у господина Цугавы. У вассалов и слуг тоже имелись амулеты: меньше размером, чем у членов семьи Хасимото. – Рэйден-сан, вам известно наше семейное благопожелание?
Я кивнул:
– Господин Цугава любезно посвятил меня в эту тайну.
– Тайну! – Ансэй развеселился, захлопал в ладоши. – Эту тайну знает полгорода! Я скверный сын, позор семьи. Я чуть было не нарушил традицию, уйдя из жизни раньше моего достопочтенного родителя. Отец, я вновь и вновь приношу вам свои нижайшие извинения. Надеюсь, вы поделились с нашим гостем историей ночного кошмара. Иначе вы вряд ли привезли бы господина дознавателя к нам, да еще сразу же привели ко мне…
Он был не так глуп, как могло показаться на первый взгляд. Просто, будучи старше меня, Ансэй вел себя как избалованный ребенок, не заботясь этикетом. Начни я разговоривать с кем-то в присутствии моего отца так, словно мы с собеседником остались наедине – страшно представить, чем дело кончилось бы. Уверен, Цугава не уступал моему отцу в строгости, но сейчас он не вмешивался. Попытка единственного сына наложить на себя руки подломила стержень характера главы семьи.
– Сам не знаю, Рэйден-сан, что толкнуло меня взять в руки меч. Дурной сон, я так и сказал отцу. Я сгораю от стыда, поверьте! Вдвойне стыдно, что я встречаю вас в спальне, в нижнем белье, а не в парадных одеждах на крыльце, с веером в руках. Вы простите меня за это? Сейчас я переоденусь и выражу вам свое почтение, как подобает.
– Это лишнее, – возразил я. – Рана тяготит вас, вам требуется отдых.
* * *
Когда меня пригласили к ужину, Ансэй вышел к нам и ел с большим аппетитом. Он был в парадных одеждах и с веером в руках. Веер, впрочем, он во время еды положил рядом.
4
«Долг выше формальностей!»
– Это от комаров, господин.
Слуга оказался на редкость понятливым. Стоило мне потянуть носом на пороге гостевого домика, как тут же последовало объяснение. От комаров, значит. У богатых свои причуды.
– Я оставил вам ночной горшок. Если что, господин, отхожее место – вон там.
Я проследил за его вытянутой рукой и в свете фонаря различил странное сооружение, приподнятое над землей на сваях. К порогу вела аккуратная лесенка с перилами. Это чтобы ветерок снизу поддувал? Ладно, не важно.
– Доброй ночи, господин.
Вручив мне зажженную лампу, слуга растворился в ночных тенях. Подняв лампу над головой, я шагнул внутрь и обследовал свое временное жилище. Гостевой домик состоял из единственной комнаты, но размерами она была в добрую половину нашего семейного дома – нового, который вышел побольше старого.
И это все мне одному?!
У входа – циновка для обуви, стойка для плетей. В дальнем углу – дорогой футон
[31], застеленный летним покрывалом. Валик под голову. Шкафчик для вещей, дверцы инкрустированы перламутром. Чайный столик, напольная вешалка для одежды…
